Не поняв сути основного противоречия современной эпохи, отринув теорию классовой борьбы вместе с великим интернациональным лозунгом “Пролетарии всех стран, соединяйтесь!”, Зюганов страшится любых действий революционного класса, пугает общество гражданской войной и насилием. С другой стороны он вынужден обращаться к буржуазным теориям “социального мира и общественного согласия”, “национальных элит” и пр.. В книгах Зюганова мы не встретим доброго слова в адрес Ивана Болотникова, Степана Разина, Емельяна Пугачева, Салавата Юлаева и других вождей народных восстаний против деспотизма самодержавия и крепостного права в России. А вот добрых слов в адрес генерала Колчака, в адрес церкви, освящавшей крепостное право и торговлю людьми в России,- сколько угодно! С особым рвением Зюганов идеализирует имперскую Россию (стр.228): “На протяжении многих столетий Россия сознавала себя предназначенной для того, чтобы явить миру сокровища человеческого духа, реализованные в личной жизни и семейном укладе, общественном устройстве и государственной, державной форме. В течение долгих веков эта идея принимала разнообразные мировоззренческие, религиозные и идеологические формы. Она вдохновляла творцов вселенской формулы “Москва – третий Рим”, окрашенной в суровые, мужественные, аскетические тона русского православия, она же, облеченная триединством российского имперского лозунга “Православие, Самодержавие, Народность”, собирала под величественные своды русской государственности “двунадесять языков”, составивших единую семью российских народов”. После такого панегирика самодержавию, так и хочется при очередной встрече сказать Зюганову: “Геннадий Андреевич! Перечитайте на досуге классиков великой русской литературы: Толстого, Чехова, Достоевского! После них у вас язык не повернется нахваливать самодержавную “тюрьму народов”. Перечитайте Пушкина, наконец: “Самовластительный злодей! Тебя, твой трон я ненавижу, твою погибель, смерть детей с жестокой радостью я вижу”...
Да, Зюганов и без наших советов читает классиков русской литературы. Однако его прочтение, как нам представляется, схематично и слишком однобоко для русской души. Думаю, что именно в разном прочтении величайших проявлений русского духа и начинаются истоки всех наших дальнейших разногласий. Для иллюстрации этой мысли позволю себе остановиться на стр. 323-324 книги Геннадия Зюганова, чтобы затем и самому разобраться, кто мы такие и почему никак не можем договориться между собой.
Цитирую: “Самой надежной отмычкой, с помощью которой проникали в наши души, была всесветно знаменитая цитата о том, что высшая общественная гармония не стоит слезинки хотя бы одного только замученного ради нее ребенка. Большинство авторов почему-то приписывают этот тезис лично Ф. Достоевскому. Не хотят видеть, что принадлежит он нравственному антиподу писателя – Ивану Карамазову, умственному аристократу, нашедшему в нем “моральную” санкцию вседозволенности и отцеубийства. Достоевский же, наоборот, шлет нам из прошлого свое предупреждение о том, что возможна чудовищная подмена понятий, нравственная ловушка. Он подробно анализирует, как эта абстрактно-гуманистическая истина становится в руках Карамазова все более отвлеченной и софистичной, пока не вырождается, наконец, в смердяковщину – в лакейский суд над действительностью, в лютую ненависть к России, ко всякому проявлению духовной, национальной самобытности”.