Наше худшее Рождество

— Я удивилась, что ты к нам обратилась, — Саманта запнулась, но продолжила: — Не понимала, какова твоя цель.

Писк аппарата набирал темп по мере того, как учащался пульс Гейл.

— Я думала, может, нам удастся… — Что? На что она надеялась? — Чаще встречаться. Начать все сначала.

Саманта расправила плечи.

— Сначала? Что ты имеешь в виду?

Гейл сама не понимала, что имеет в виду. Если бы в отношениях было так же просто, как в компьютере: отменить последние действия, вернуть файл в исходное состояние. Она бы получила второй шанс, возможно, что-то сделала иначе, приняла другие решения. Стоит ли признаться, что не раз задавалась вопросом, правильно ли поступила? Мысли о том, что она совершила большую ошибку, были слишком тяжелы, сейчас у нее нет сил об этом думать. На это будет время позже, когда она вернется домой, в свой мир, который обустраивала всю жизнь. Кажется, переделать его будет достаточно сложно.

Саманта подалась вперед, собираясь что-то сказать, но в палату влетела молодая женщина. Она тяжело дышала, будто прибежала сюда пешком от самого дома.

Гейл не сразу узнала в вошедшей Эллу.

Исчезли длинные кудрявые волосы, которые дочь не желала укладывать. Теперь она носила короткую стрижку, медового цвета пряди разной длины не опускались ниже подбородка. Под расстегнутым темно-синим пальто виднелось вязаное платье клюквенного цвета.

Давление в груди росло с каждой секундой. Ее ребенок. Элла. Всегда ранимая, но добрая и отзывчивая. Легкая добыча для гиен этого мира. Она так старалась защитить ее, но в конце концов оттолкнула.

Элла быстро пошла навстречу сестре, они встретились посредине, крепко обнялись и стояли так несколько мгновений, слившись в один организм.

Элла отстранилась и провела рукой по мягкой ткани пальто:

— Обожаю этот оттенок красного. Замечательно выглядишь.

— Не слишком, как думаешь?

— Что? Ах, нет же. Замечательно. И белый прекрасен.

Гейл лежала и слушала их, чувствуя себя лишней. Лишней в собственной семье.

Ее мнением об одежде Саманта не поинтересовалась, но ей важно, что скажет сестра.

— Ты же знаешь, я ненавижу черный цвет, — произнесла она, погладив рукав пальто.

Саманта ненавидит черный?

Гейл носила только черную одежду. Ежедневно. Как униформу. Ей в голову не могло прийти, что Саманта так относится к этому цвету.

Тем временем дочь отступила на шаг и оглядела сестру.

— Тебе очень идет эта стрижка, больше, чем боб. Мне нравится.

У Эллы была стрижка боб? Когда интересно?

Они продолжали болтать, слова взлетали в воздух, словно теннисные мячики. Игроки знали правила, им было легко и удобно друг с другом. Гейл хотела вмешаться — «Эй, я здесь», — но была слишком увлечена наблюдением за тем, как изменилась Саманта. Исчезли напряжение, скованность и настороженность, которые она почувствовала, стоило той переступить порог. Дочь была раскованной, спокойной. Милой.

Взяв Эллу за руку, Саманта ободряюще ей улыбнулась. Гейл не сразу поняла, для чего эта поддержка. Единственной угрозой для сестер в этом помещении была она.

— Привет, мама. — Элла подошла к кровати и нервно улыбнулась. — Как ты себя чувствуешь?

— Бывало и лучше. Спасибо, что приехала.

— Конечно. Ты ведь наша… — она запнулась и улыбнулась натянуто и робко. — Наша мама. Что произошло?

— Упала. С последним призом в руке.

Чертова звезда. Фигурально выражаясь, гордость полетела в пропасть вслед за ней самой. Известно ли им о награде? Она стояла на сцене, ей аплодировали тысячи. В своей речи она говорила о расширении прав и возможностей женщин, необходимости строить жизнь самостоятельно. Дочери, похоже, ни о чем не знают. Им нет до этого дела.

— Получила удар по голове.

— Да. Ужасно. — Элла слушала и теребила шарф. — Тебя оставят в больнице?

— На эту ночь.

Почему они стоят одетые, будто готовы бежать, как только мать скажет что-то предосудительное.

— Не хотите снять пальто, перчатки и сесть?

— Перчатки? Нет. — Элла прижала руки к животу. — Руки мерзнут.

— Но здесь даже жарко.

— Все хорошо. Мне не жарко.

Не спорь, Гейл. Не спорь.

Будь мягче.

— Но ты ведь можешь сесть?

Элла опустилась на край стула и положила руки на колени.

— Не сказали, когда тебя выпишут? Дома за тобой надо кому-то ухаживать? Мы все сделаем. Конечно, если ты хочешь.

Первый лучик света за хмурый день. Сердце Гейл затрепетало. Элла готова остаться с ней. Она получит шанс восстановить то, что разрушила. Возможно, с ее помощью удастся достучаться и до Саманты.

— Так трогательно, но…

— Я уже звонила в фирму, узнавала насчет сиделки. — Саманта посмотрела на экран телефона. — Они перезванивали, но звук был выключен. Прислали сообщение.

Сиделка?

Чужая женщина в форме будет приносить стакан воды и вставать ночью, чтобы проверить, жива ли она? Обслуживающий персонал, бесчувственный и холодный. Впрочем, учитывая жизненную стратегию Гейл, ее не должно это тревожить. Но она больше не желала, чтобы все было как прежде. Хотела почувствовать любовь родных людей, которые всегда будут рядом. Изменить ситуацию способна только она сама.

— Спасибо, я очень благодарна.