Наше худшее Рождество

— Посмотри. — Саманта взяла стопку книг и опустилась на кровать.

— О нет. Мама тоже читает любовные романы о шотландских лэрдах?

Саманта промолчала. Она уже перестала злиться и с интересом перебирала книги.

— «Как стать лучшей бабушкой на свете». — Прочитав заголовок, Элла несколько секунд неотрывно смотрела на обложку, потом села рядом с сестрой.

— Вот еще: «Для начинающих бабушек и дедушек». — Саманта передала ей книгу. — И еще: «Выбираем: бабушка или няня», «Как подружиться с внуками». Она действительно хотела как лучше.

Почему же так поступила с Таб?

— Смотри. — Элла открыла одну книгу. — Заметки на полях.

— Кое-что подчеркнуто. — Саманта посмотрела ей через плечо. — «Помните, что вы не родители».

— «Будьте осторожны, не навязывайте свое мнение».

— Мне следовало отнестись к этому серьезнее, — послышался за спиной голос матери, и обе стыдливо обернулись, не выпуская из рук книги. Гейл уверенно переступила порог и продолжила: — Я купила их в тот день, когда вы приезжали ко мне на Манхэттен. Была полна решимости поступать только правильно, но не ожидала, что окажется так сложно. Простите, что не сдержалась и высказалась… — Она оглянулась, будто проверяя, нет ли рядом Таб. — Сами знаете о ком. Обещаю, я найду способ доказать Таб, что верю в сказку. Я буду очень стараться. Я справлюсь.

Странный звук вырвался из груди Эллы, она отбросила книги и подбежала к матери:

— Я знаю, ты справишься. Мы вместе справимся. Прости, я не сдержалась, потому что испугалась за Таб. — Она крепко обняла Гейл.

Саманта сидела неподвижно и смотрела на них во все глаза. Как она завидует умению сестры не скрывать эмоции. Сейчас она чувствовала себя не в своей тарелке.

— Тебе не за что извиняться. — Мать погладила дочь по плечу. — Ты хотела, чтобы Таб верила в сказку, а я все испортила. Надеюсь, не бесповоротно. Хорошо, что Броди такой сообразительный.

Что у нее с глазами? Могла она плакать?

Вероятно, Элла думала о том же.

— Ты хорошо себя чувствуешь, мама? — Она собрала книги и положила их обратно на кровать. — У тебя глаза красные.

— Аллергия. Возможно, на собачью шерсть. Я уже приняла лекарство. — Гейл обернулась и закрыла дверь. — На самом деле это неправда. Да, я плакала.

— О, мама! — с тревогой в голосе воскликнула Элла. — Прости, что так тебя расстроила.

— Причина не в тебе, скорее, во мне самой. Полагаю, пришло время поговорить с вами обеими. Обо всем. — Гейл опустилась в кресло. — Мне давно следовало это сделать.

— О чем, мама?

— О вашем отце.

Элла виновато глянула на Саманту.

— Ты вовсе не обязана… Мне не стоило обо всем этом расспрашивать…

— Сядь, Элла, — тихо, но твердо произнесла Гейл. — Разговор будет непростой для меня, да и для вас тоже. Прошу, только не перебивайте, а потом можете задавать вопросы. Обещаю ответить на каждый. Расскажу вам все, что желаете знать.

Элла послушно села на кровать рядом с сестрой.

Саманта с трудом перевела дыхание, напряжение росло. Интересно, ей одной сейчас не по себе? Мать явно собиралась поведать нечто важное, но разве они настолько близки, чтобы делиться друг с другом самым сокровенным? Как много она собирается сказать? Ведь даже капля способна круто изменить их и без того непростые отношения, переполнить бурлящий котел.

Гейл расправила плечи и положила руки на колени. Они так напряжены, что побелели костяшки пальцев.

— Хочу, чтобы вы кое-что знали.

— О папе? — Элла нервно вздрогнула и прижалась к Саманте. Та машинально накрыла ее руку своей и сжала. Забота о сестре помогала забыть о собственных тревогах.

— Говори же, мама. — Ей нужны факты. Основываясь на них, можно будет обсудить прошлое. А Саманта была полна решимости наконец это сделать.

— Ваш отец умер именно так, как я рассказывала, но я не говорила вам, что происходило до того.

Они слушали мать, прижавшись друг к другу. Элла временами ахала, охала, вскрикивала и смотрела с сочувствием. В какой-то момент она не выдержала, встала и налила Гейл воды, расплескав часть — так сильно дрожали руки. Весь ее облик говорил: «Вот, попей, переведи дыхание, тебе так непросто об этом вспоминать».

Саманта не шевелилась, она чувствовала себя скорее наблюдателем, а не участником действия. Все годы она представляла отца любящим и заботливым, размышляла, как могла бы сложиться ее жизнь, будь он рядом. Возможно, у них были бы теплые, доверительные отношения, его характер отличался бы от маминого.

Детские мечты разбились о реальность более жестокую, чем можно вообразить. Саманта не представляла, что теперь делать с обломками.

— Я не хотела, чтобы вам пришлось когда-то испытать такой же страх и ужас, что и мне. Делала все, что могла, чтобы воспитать в вас уверенность в себе и твердость. — Мать поднесла к лицу протянутую Эллой салфетку. — Надеялась развить в вас качества, позволяющие справиться с любыми трудностями.

Саманта представила, как мать беременная и с ребенком на руках, травмированная душевно и физически, крадучись, выходит из дома.

«А я все время винила ее, считала бесчувственным роботом».