Читаем Наши домашние дела полностью

Покорнйше просимъ обратить вниманiе на существенный предметъ нашей настоящей рчи: мы собираемъ литературные, или выражаясь тсне, журнальные интересы, которые должны войти въ нашу лтопись въ числ другихъ современныхъ интересовъ. Подъ журнальными интересами, отличными отъ всхъ прочихъ, мы разумемъ на этотъ разъ т собственно интересы, которые, касаясь исключительно журнальнаго мiра, чужды всему остальному человчеству, которые начинаются тамъ, гд кончаются интересы остального человчества, и которые являются въ мiръ только въ тхъ случаяхъ, когда журналъ захлопочется по своему домашнему хозяйству, да и выбжитъ въ люди весь подъ влiянiемъ этихъ хлопотъ, забывъ навремя т боле общiе интересы, во имя которыхъ онъ открылъ мiру свое существованiе и свою дятельность. Мы указываемъ на эти частные или домашнiе интересы вопервыхъ потому, что они, будучи обнародованы, становятся общественнымъ достоянiемъ, а вовторыхъ потому, что внутреннiй процесъ ихъ обнародованiя нердко представляетъ любопытное психологическое явленiе, как читатели могли замтить изъ вышеизложеннаго. Пытаясь уяснить себ это явленiе, мы можемъ сдлать такое предположенiе, что когда совершается процессъ означеннаго обнародованiя, тогда воображенiю лица обнародывающаго представляется только извстная малая группа читателей, напримръ членовъ какой-нибудь редакцiи, а все остальное читающее человчество для него въ эту роковую минуту какъ бы перестаетъ существовать; если же оно и припоминается ему смутно, то вроятно тутъ же является успокоительная мысль, что завтную публикацiю, непричастную длу человчество читать не будетъ, по чувству скромности, все равно какъ бы это было чужое, не къ нему адресованное письмо…

Еще разъ длаемъ оговорку, что гд хотя слегка замшались какая-нибудь человческая идея, или общественный вопросъ, или отдльный фактъ, имющiй значенiе въ жизни общества, или что-нибудь подобное, лишь бы оно носило сколько-нибудь свойственную публичности физiономiю, — тамъ вс возможные журнальные споры, безъ свиста и съ присвистомъ, принадлежатъ въ нашихъ глазахъ къ области общихъ, а не исключительно журнальныхъ интересовъ и, во имя этихъ интересовъ, имютъ законное право существованiя. Если же насъ попрекнутъ тмъ, что мы такимъ образомъ допускаемъ свистъ и покрываемъ нарушителей законовъ литературнаго приличiя, да если еще заговорятъ о необходимости и священномъ долг литературы — воспитывать общественные вкусы, то мы попросимъ прежде опредлить поточне и посознательне, чмъ именно воспитываются общественные вкусы, и при этомъ пораздумать хорошенько, не слишкомъ ли много приписываемъ мы, въ дл этого воспитанiя, благоприличiю тона, чистот и сладости звуковъ безъ крика и свиста? Да еще — не успшне ли воспитываются и не ясне ли опредляются общественные вкусы суммою усвоенныхъ понятiй, мыслей и чувства? А если такъ, то прежде нежели воздвигать гоненiе на свистуновъ, сопровождаемое горькими жалобами на зловредное и ведущее къ растлнiю нравовъ нарушенiе законовъ литературнаго приличiя, слдовало бы кажется всякому, предназначающему себя въ воспитатели общественныхъ вкусовъ, освободить свои помыслы отъ всхъ домашнихъ хлопотъ, съ которыми наразлучны нкоторые мелочные, непрiятно развлекающiе дрязги, въ род расчетовъ за статьи, и потомъ уже выступить на поприще съ помыслами чистыми, воспитателя достойными; да, при этомъ, помнить также слово, сказанное Спасителемъ: "не называйте себя учителями". Выступивъ такимъ образомъ, воспитатель, если онъ вооружонъ и наукой, и твердыми убжденiями, а главное — врнымъ пониманьемъ воспитываемой среды, не будетъ имть причины бояться или считать себ помхою какой бы то ни было свистъ: свиснетъ ли человкъ заигравшись словомъ, или онъ свиснетъ заигравшись мыслью; какъ бы ни показалось воспитателю, или какъ бы ни было на самомъ дл дико это заигрыванье, оно не раздразнитъ его, не выведетъ изъ себя и не помшаетъ его благимъ урокамъ, потомучто чмъ рзче дикость, тмъ трудне обмануть ею воспитываемую среду, тмъ кратковременне ея успхъ и тмъ легче восторжествовать благимъ урокамъ, если въ нихъ дйствительно кроется источникъ блага, если въ нихъ въ самомъ дл таится зерно истины…

Однако мы кажется начинаемъ сбиваться на тонъ проповди, чего, признаться, ужасно боимся. Попытаемся отдлаться отъ такого настроенiя и перемнить хоть тонъ, если не самый предметъ рчи, потомучто… в'oтъ эти литературныя приличiя все еще мелькаютъ передъ нами…

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Американский историк, политолог, специалист по России и Восточной Европе профессор Даллин реконструирует историю немецкой оккупации советских территорий во время Второй мировой войны. Свое исследование он начинает с изучения исторических условий немецкого вторжения в СССР в 1941 году, мотивации нацистского руководства в первые месяцы войны и организации оккупационного правительства. Затем автор анализирует долгосрочные цели Германии на оккупированных территориях – включая национальный вопрос – и их реализацию на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, на Кавказе, в Крыму и собственно в России. Особое внимание в исследовании уделяется немецкому подходу к организации сельского хозяйства и промышленности, отношению к военнопленным, принудительно мобилизованным работникам и коллаборационистам, а также вопросам культуры, образованию и религии. Заключительная часть посвящена германской политике, пропаганде и использованию перебежчиков и заканчивается очерком экспериментов «политической войны» в 1944–1945 гг. Повествование сопровождается подробными картами и схемами.

Александр Даллин

Военное дело / Публицистика / Документальное
10 заповедей спасения России
10 заповедей спасения России

Как пишет популярный писатель и публицист Сергей Кремлев, «футурологи пытаются предвидеть будущее… Но можно ли предвидеть будущее России? То общество, в котором мы живем сегодня, не устраивает никого, кроме чиновников и кучки нуворишей. Такая Россия народу не нужна. А какая нужна?..»Ответ на этот вопрос содержится в его книге. Прежде всего, он пишет о том, какой вождь нам нужен и какую политику ему следует проводить; затем – по каким законам должна строиться наша жизнь во всех ее проявлениях: в хозяйственной, социальной, культурной сферах. Для того чтобы эти рассуждения не были голословными, автор подкрепляет их примерами из нашего прошлого, из истории России, рассказывает о базисных принципах, на которых «всегда стояла и будет стоять русская земля».Некоторые выводы С. Кремлева, возможно, покажутся читателю спорными, но они открывают широкое поле для дискуссии о будущем нашего государства.

Сергей Кремлёв , Сергей Тарасович Кремлев

Публицистика / Документальное
Сталин. Битва за хлеб
Сталин. Битва за хлеб

Елена Прудникова представляет вторую часть книги «Технология невозможного» — «Сталин. Битва за хлеб». По оценке автора, это самая сложная из когда-либо написанных ею книг.Россия входила в XX век отсталой аграрной страной, сельское хозяйство которой застыло на уровне феодализма. Три четверти населения Российской империи проживало в деревнях, из них большая часть даже впроголодь не могла прокормить себя. Предпринятая в начале века попытка аграрной реформы уперлась в необходимость заплатить страшную цену за прогресс — речь шла о десятках миллионов жизней. Но крестьяне не желали умирать.Пришедшие к власти большевики пытались поддержать аграрный сектор, но это было технически невозможно. Советская Россия катилась к полному экономическому коллапсу. И тогда правительство в очередной раз совершило невозможное, объявив всеобщую коллективизацию…Как она проходила? Чем пришлось пожертвовать Сталину для достижения поставленных задач? Кто и как противился коллективизации? Чем отличался «белый» террор от «красного»? Впервые — не поверхностно-эмоциональная отповедь сталинскому режиму, а детальное исследование проблемы и анализ архивных источников.* * *Книга содержит много таблиц, для просмотра рекомендуется использовать читалки, поддерживающие отображение таблиц: CoolReader 2 и 3, ALReader.

Елена Анатольевна Прудникова

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное