Наши нравы

Но так как Валентина опять ни слова не ответила, то молодой человек спросил:

— Бывал ваш муж у полковника Гуляева?..

— Не помню…

— Не помните? хорошо-с… Но он знал, что полковник богат?..

— Вероятно, знал.

— Знал! А знал ли ваш супруг, что вы бывали у своего дяди, полковника?

— Знал. Я не скрывала от мужа, где я бывала.

— Очень хорошо-с. Не помните ли вы, что в последнее время ваш супруг говорил о том, что он желал бы иметь средства?..

— Он это говорил.

— И часто?

— Не помню…

— Не помните… Очень хорошо… Не можете ли вы припомнить, упрашивал ли ваш муж, чтобы вы не оставляли его?

— Он часто об этом говорил…

— Он очень был привязан к вам или нет?

С Валентиной сделалось дурно. Судебный пристав должен был опять подать стакан воды.

«Несчастная женщина!» — пожалели дамы.

Во все время допроса Трамбецкий внимательно слушал показания жены и нередко вздрагивал. Скорбная улыбка бродила на его губах, когда он поднимал голову наверх.

«Бедный мальчик!»

Защитник опять обернулся к Трамбецкому и с жаром стал ему говорить, что надо разоблачить показания жены.

— Не надо! — отвечал неудачник.

— Но ведь тогда ваше дело может быть проиграно.

— Я не желаю выворачивать публично мои отношения к жене.

— Но вы позвольте только коснуться слегка.

— Я вас прошу… Не надо, не надо, — брезгливо замахал головой Трамбецкий.

— Упрямый человек. А ваш сын?

— Сын, что сын?

— Если вы так упорно отказываетесь, то повторяю: присяжные могут быть против вас, и тогда вас могут обвинить.

— За что? Впрочем, пусть. Мне все равно! — угрюмо проговорил Трамбецкий. — Жить недолго. Впрочем, делайте как знаете, но, ради бога, не очень. Ведь и без того пытка. Этот молодой человек, кажется, уже довольно меня пытал. Пощадите хоть вы.

Защитник обрадовался разрешению клиента. «Удивительный человек этот клиент. Дело такое интересное. Предстоит блестящий случай оборвать прокурора и уничтожить впечатление, произведенное показанием свидетельницы, а он просит пощадить. Сейчас я им покажу…»

И защитник, при одной мысли о предстоящем спектакле, почувствовал большое удовольствие. Его подвижное, умное лицо как-то съежилось, один глаз прищурился, и злая, насмешливая улыбка перекосила его губы. Он начинал злиться. Слегка наклонив голову, он попросил суд предложить некоторые вопросы свидетельнице.

— Мне так тяжело! — со вздохом шепчет Валентина.

— Я не буду вас допрашивать так долго, как допрашивал вас господин прокурор. Я позволю себе предложить вам всего два-три вопроса.

Валентина поворачивает головку к защитнику. Защитник выходит из-за скамьи и с изысканною вежливостью начинает свои «два-три вопроса».

— Свидетельница! Вы изволили упомянуть, что вследствие несходства характеров вы не могли ужиться с мужем?

— Да.

— Это несходство обнаружилось вскоре после свадьбы?

— Нет. Мы жили согласно несколько лет.

— Вы не припомните, сколько лет?

— Лет восемь.

— Это значит с тысяча восемьсот шестьдесят пятого по тысяча восемьсот семьдесят третий год?

— Кажется.

— Было у вашего мужа состояние, когда вы вышли замуж?

— Да, небольшое.

— А у вас?

— У меня не было ничего, кроме приданого.

— Ничего, кроме приданого? Вы, кажется, путешествовали с мужем за границей?

— Путешествовала.

— Вы не припомните, сколько вы проживали в год?

— Не припомню.

— Тысяч пятнадцать в год?

— Вроде этого.

— Когда разорился ваш муж?

— Я не помню.

— В тысяча восемьсот семьдесят четвертом году он поступил на службу в В. мировым судьей?

— Да.

— Тогда вы жили скромно?

— Очень.

— Значит, состояния не было?

— Нет.

— Так-с, и, если не ошибаюсь, вы в том же тысяча восемьсот семьдесят четвертом году оставили мужа в первый раз?

— Да.

— Тогда, следовательно, уже обнаружилось несходство характеров?

Валентина ни слова не ответила.

— А когда в последний раз уехали вы от мужа?

— Летом.

— Вы достали отдельный вид на жительство?

— Мне его выхлопотали.

— Вы ни слова не говорили об этом мужу?

— Я не хотела его огорчать.

— Поэтому вы увезли и сына?

— Я — мать!

— Превосходно. Где вы изволили жить летом?

— В Финляндии на даче!

— Не припомните ли, чья была дача?

— Кажется, дача Леонтьева.

— Какого Леонтьева? Не известного ли миллионера Леонтьева?

— Право, не знаю.

— Не знаете? Очень хорошо-с. Скажите, пожалуйста, ваш муж привязан к своему сыну?

— Он — отец.

— А сын любит своего отца?

— Разумеется…

— Когда Трамбецкий приехал за сыном, он неохотно поехал с ним или, напротив, охотно?

— Я была так взволнована, что не помню, что было…

— Скажите, пожалуйста, ребенок теперь при вас?

— Нет… Его отняли у меня…

— Но ведь вы могли бы его взять… Вам известно было, где он находится…

— Да… известно.

— Вы виделись с ним?…

— Нет…

— Долгое время не видались?

— Два месяца…

— Так-с… Я не желаю более предлагать вопросов! — обрезал защитник.

И пора было кончить. Трамбецкий едва выносил эту пытку, а Коля едва сдерживал рыдания. Бедный мальчик так был расстроен, что под конец Прасковья Ивановна его увезла из суда, несмотря на его обещание быть спокойным.