Наши в ТАССе

Я тоже улыбаюсь. С лёгкой злостью:

– Бить тебя надо, да некому. А мне некогда. Сначала я хотел отдать тебе сегодня билеты. Да передумал. Ещё побежишь с Римом на мои билеты. Я не хуже него, не ударил в грязь яйцом и тоже взял билеты на две серии.

Она написала на листке: «Обязуюсь исполнять» и отдала:

– Досрочно выполню.

Она становится босой ногой на чистый лист:

– Это будет отпечаток левой ноги правой стопы. То берут отпечатки пальцев, а я даю тебе отпечаток целой стопы. Цени!

И игриво пропела:

– Ты не радуйся, змея,Скоро выпустят меня.

10 февраля

На небесах

Аккуратову кликнули на небеса. К заместителю генерального директора Ошеверову.

На ватных ногах побрела на шестой этаж.

Спустилась с небес в ликующем нимбе:

– Ребята! Это нечто… Григорий Максимович сказал мне: «Вы написали хороший материал, но зачем эта стереотипная фраза «Напряжённые дни наступили у работников московской телефонной станции»? Напряжённые дни могут быть у косарей…

– Твой Ошеверов рванул не в ту степь! – сказал я. – Почему напряжёнка может быть только у косарей? А у телефонщиков не может быть? Перед праздниками, например, когда работы у них набегает ого-го сколько!?

– Ну, – развела Татьяна руками, – не стану же я возражать боссу… Я быстренько отрапортовала: «Полностью с вами согласна! Не нужна эта фраза». Интересно… Вызывал, чтоб сказать о лишней фразе… Я всегда так знакомлюсь с начальством. Он спросил, не обиделась ли я. Я ответила: «Я обижаюсь, когда на меня необоснованно кричат».

– Ишь, как она подсиживает нас! – ядовито буркнул из своего чёрного угла Медведев.

Татьяна равнодушно отмахнулась:

– Ну вы-то, Александр Иванович, никогда не кричите.

Ермакова позавидовала Татьяне:

– Походя и второго начальника умастила.

И тут Татьяна разбежалась хвалиться:

– А знаете, как я с Лапиным познакомилась? Вызвал он меня. Вхожу. Моя беседа с торговым министром лежит перед ним. Я смекнула, о чём может пойти речь, и с ходу каяться. Сказала: «В этой моей беседе не всё гладко…». Он и говорит: «Редко у кого всё идёт гладко. Вон… Когда я завтракал с Громыкой[215] в Нью-Йорке, нам подали простоквашу с черносливом и спросили меня, не хочу ли я с черешней. «А разве мы хуже питаемся?!» – пальнул я. – И невесть с чего расшумелся. Когда проорался, смолк». Не помню… Я что-то такое ему сказала, что ему понравилось. И мы расстались друзьями.

– И в добавление, Тань, – сказал Бузулук. – Ошеверов – новенький зам. С первых дней бурно погнал волну. В субботу звонил мне на выпуск: «Зачем употребляете тяжёлые деепричастные обороты?» – «Ну раз они есть в русском языке…». Что ещё мог я ему ответить?

11 февраля

«Яблоко, упавшее на голову Исаака Ньютона, помогло ему открыть закон всемирного тяготения».

Так это или не так, гадать не стану.

А байка такая есть.

Ньютон открыл свой закон, лёжа под яблоней с девой на коленях.

Историки до сих пор не могут выяснить, была ли дева.

Но шишка на лбу была. От яблока.

Вернувшись сегодня домой, я тоже в нерабочее время сделал открытие.

Отомкнул замок и вижу на веранде: входная дверь из комнаты настежь. И я в законном ключе подумал…

При потеплении дверь расширяется, а при похолодании сжимается. К вечеру шлёпнул приличный мороз, дверь ужалась и сама гостеприимно открылась. В комнате было минус пятнадцать.

Как тут не откроешься?

Я затопил печь.

Через три часа стало плюс пятнадцать.

Да не вернёшь сетку картошки и полкило лука, убитые холодом.

12 февраля, пятница

Ветер в голове чаще раздувает паруса любви.

Е. Сиренка

«НАЦИОНАЛЬ»

Беляев Медведеву:

– Саш! Пусти ребят потаскать ящики из машбюро в сельскую редакцию.

– Да пожалуйста!

Беляев зыкнул:

– Ребята-козлята-молодята! Положим ручки и на выход!

И мне:

– Все пошли. А ты чего сидишь? У тебя сил нет?

– Найду.

Таскали, таскали…

Шустрик Шаповалов, стоя в коридоре за высоким столом, что-то пишет, подперев голову рукой.

Молчанов тычет на него пальцем:

– Смотрите! Смотрите! Хемингуэй[216] из сельхозредакции!

Вечером мы встретились с Надеждой у вазы на Курском вокзале.

В электричке летели из вагона в вагон. Надежда показала одному малому язык.

Он похлопал себя по коленке:

– Иди садись!

В Кускове в магазине дала мне указание:

– Хлеб бери чёрный. Чтоб не толстеть.

Дом. Я развожу печку.

В пальто она сидит на диване. Выговаривает:

– Послушать тебя… Не фонтан… С ума сойдёшь! Одеваешься кое-как… Счастье не в деньгах… А в чём, Федя?

– Меня не Федей зовут.

– Всё равно ты Федя, раз так думаешь. Запомни. Счастье в деньгах. И в тех даже, добытых любым способом. Ты понял? Повтори это себе тыщу раз! Это смех, а не деньги твои сто двадцать. Минус двадцатку на всякие подоходные. Два раза в месяц по пятьдесят. Что эти две твои полташки? Пять раз сходить в магазин. Ты меня не прокормишь, не оденешь.

– А я по последнему писку моды пущу тебя в мир. Голой!

– Шутишь ты глухо, Федя. Мне дублёнка нужна. А она пятьсот рэ. Да тем, кто достанет двести. Доходит, чего стоят твои сто двадцать?