Наши в ТАССе

Медведев отказался пить.

– Ну выпейте хоть символически, – уговаривает Татьяна. – Просто чокнитесь!

– Ни под каким соусом я не пью!

– А ты, – поворачивается Танька ко мне, – иди ищи себе стакан. Я не пойду искать.

– А тебя никто и не посылает.

Она снова уходит.

Приносит новые стаканы. Во все наливает.

– Бери пей, – говорит мне.

– Я не пью, – тяну я свою линию.

– Страшен тот, кто не пьёт.

Я отбился:

– Лучше быть страшным, чем стакановцем.[177]

9 Мая

Я заметил, что моя крыша над углом веранды протекает.

Ближе к вечеру поднялся. Переложил жесть.

Подполз к трубе. Она тёплая. Соколинка только что протопила.

Обнял трубу и кричу в неё дурашливо:

– Алё! Земляне! Откройте заслонку, я спущусь к вам. А не откроете… Останусь жить на крыше. Здесь так красиво!

Из-за соседнего двухэтажного барака солнца на земле уже нет.

А на тёплой крыше оно ещё греет меня.

Я свысока лёжа смотрю на прохожих и мне совсем не хочется спускаться на землю.

11 мая

«Сидит народ, внедряет нот»

Крючкотвор Медведев потряс листком, как звоночком, собирая к себе внимание всех:

– Тут один гений пишет: «Время не властно над подвигом». Разве это правильно сказано?

Все значительно молчат. Думают-с.

Первым откликается Калистратов:

– Неправильно. Надо: «Время не может стереть память о подвиге».

Бузулук:

– А я вякну не в струю. Зачем вы, Александр Иванович, запустили козла Дмитриева в наш огород? Всю ж нашу капусту слопал!

– Вам в назидание. Учитесь, как надо писать о реформе.

– А учиться у этого худенького, который боком еле впихивается в нашу дверь, нечему! О реформе в промышленности строгает этот горе-универсал из отдела науки! Едет в Свердловск в командировку… Разве мы не можем написать? Не-е… Вы уж, Александр Иванович, отстаивайте наши интересы!

– Делай своё как положено, а потом и говори! – прицыкнул Медведев.

– Да! – подхалимно подкрикнул в тон начальнику Кал(истратов). – Помалкивай. Сиди и то раскладывай, то собирай бумажки от нечего делать… Знаешь, как сказано? «Сидит народ, внедряя НОТ».[178] Внедряй!

13 мая

Артёмов поднимает на обзор всем свою ручку:

– Ею я заработал 2500 рублей. Золотая ручка!

Новиков в восхищении:

– Будь в ТАССе музей… Отдали б?

– Ещё чего, – хмыкнул Калистратов. – Да Аккуратова переплавит её на зубы!

Иван Палыч в грусти вспоминает:

– На девятнадцатом съезде партии продавали паркеровские ручки. Перо – золотое. По 450 рублей штука. Пальгунов[179] поблагодарил нашу бригаду, работавшую на съезде. Я как бы вскользь: «Надо бы материально отблагодарить». – «На что вы намекаете?» – «Ручки там паркеровские продают». – «Это стоящее дело». На том и разошлись. И вот идёт седьмой день съезда. Последний. Случай снова столкнул меня с Пальгуновым. Я и говорю: «Николай Григорьевич! Как насчёт паркеровских ручек?» Пальгунов опешил и пальнул: «Слушайте, Артёмов, а вы бестактный демагог!»

15 мая

Камень Мачавариани

Про героя известного мифапораскину мозгами порой:все мы, люди, по сути, – Сизифы,только камень у каждого свой.А.Жуков

Еду на автобусе.

Вошёл мужчина с тремя коробками яиц в сетке.

Кондукторша:

– Эй, с яйцами, бери билет!

Мужчина слегка растерялся, молчит.

Кондукторша опять:

– Эй ты, с яйцами! Да бери ж билет!

Мужчина подходит к ней и шипит:

– Ты, с волосатой хромосомой, у меня проездной!

Я вышел. Бегу к памятнику первопечатнику Фёдоро- ву. Здесь была назначена встреча с Георгием Мачавариани. Это мой школьный приятель. В одиннадцатом классе сидели за одной партой.

С ним мы пошли к станции метро «Краснопресненская». Оттуда он в девять вечера побежит любить какую-то официантку.

Мы шли и болтали о том о сём.

Когда-то это был щупленький застенчивый парнишок. Он плохо слышал и всегда краснел, когда не мог понять какое-то слово при разговоре. Всё ему казалось, что над ним все насмехаются. Мать умерла, когда он ходил ещё в детский сад. С отцом жил в совхозе «Лайтурский».

Сейчас это был высокий и плотный мужичара. Лось! Толстые розовые щёки, тонкие высокие зубы с прогалинами. На нём новенький костюм, бордовая рубаха, чёрный галстук в красных пятнах, остроносые туфли.

Говорил Георгий как-то с недоверием к самому себе. Казалось, он сомневался, что его понимают.

Разговор больше вертелся вокруг женщин.