Наследие Божественной Орхидеи

Маримар прижала руки к стене, сквозь которую они прошли, но та не поддавалась. Закрыв глаза, она попросила показать ей выход. Земля загрохотала под ногами, казалось, она падает с большой высоты. Таран громыхнул еще ближе.

Она почувствовала жжение в кармане, где лежала последняя косточка Изабеллы.

– Есть один способ, – сказал Лазаро; его глаза встретились с глазами Маримар, а затем с лучом света, льющимся с потолка. – Ты можешь проложить путь, используя свой волшебный дар.

– Я пытаюсь, но у меня не получается, – ответила она.

Лазаро вытянул руки. Жемчужные отметины на его коже образовали узор из созвездий, таких далеких, что человеческий глаз не в силах был их разглядеть. Она провела рукой по своей коже, прослеживая тот же узор из темных родинок.

– Этот дар передала тебе не Орхидея. Он мой. Ты мое дитя. У тебя есть собственная сила, Маримар.

Третья, и последняя кость пальца Изабеллы Буэнасуэрте вспыхнула ярким пламенем. В комнате воцарилась тишина. Затем раздался резкий звук шагов по камню, ритмичное постукивание трости. Рианнон вцепилась в Маримар и Рея. Боливар Лондоньо III был жив и извещал о своем приближении.

– Покажись, – приказала Маримар.

Из стены напротив вышел старик в темно-синем бархатном костюме. Кожа на его лице обвисла, словно оплавленная свеча, но Боливар злобно ухмылялся. В его слишком ярких голубых глазах было что-то дьявольское.

– Ты так мечтаешь, дорогая, о воссоединении нашей семьи, – произнес глубокий бесплотный голос. – Я давно приготовил эту ловушку для моей Орхидеи, но вы трое тоже пока сойдете.

Его рука метнулась вперед, подобно гадюке. Маримар услышала крики людей, которых она любила, ее отца, который в очередной раз не мог ее спасти. Кулак Боливара сомкнулся на цветочном бутоне у нее на шее и вырвал его с корнем.

32. Человек, сделанный из ненадежных вещей

Маримар часто возвращалась мыслями к одному воспоминанию о матери. В нем не было ничего особенного или волшебного, просто еще один холодный октябрьский день в долине, наполненный сказками, которые, как она полагала, были волшебными. Пена Монтойя любила осень, потому что плоды, рожденные в садах, тогда были слаще на вкус. Маримар полагала, что на вкус они такие же, как всегда, но, возможно, ее мать чувствовала разницу. В этом воспоминании Пена с каждым разом становилась все более красивой, все более неземной, словно оно превращалось в одну из историй Орхидеи, защитниками которых были стрекозы, хранителями – деревья. Даже Джеймсон, neé[53] Габо, который присматривал за домом и семейством Монтойя, именно потому был бессмертен. Все их Маримар принимала за чистую монету, за легенду своей семьи. Но когда мать рассказывала ей историю о потайной двери на дне озера, ведущей в другие миры, Маримар с сомнением качала головой. Однако мать стояла на своем.

– Там, под слоем ила, под стаями серебристых рыб, – говорила Пена, – за пещерой угрей есть дверь, ведущая в другие миры, даже в дальние просторы космоса.

Маримар пыталась записать рассказы матери и бабушки, но на бумаге слова теряли смысл. Потому ли, что она перестала в них верить? Отказалась от них или от собственных способностей? В конце концов, вера подобна стеклу – однажды разбитую веру можно собрать по кусочкам, но трещины останутся навсегда.

Теперь, в потайной комнате, в часовне Святой Анны, душа и тело Маримар были разбиты. Она чувствовала, что истекает кровью. У нее пересохло в горле от крика. Она не ощущала ни собственных конечностей, ни пола под ногами, ни связи, которая на миг возникла, когда она зарылась пальцами в кишащую червями землю. Дар Орхидеи исчез. Рей с Рианнон будут следующими. Только мысль о них заставляла ее разум преодолевать боль, и она сосредоточилась на ярком белом свете за своими веками.

Маримар открыла глаза. Кожа на ее груди стала липкой, она почувствовала раздирающую, разрывающую боль внутри, как будто проглотила пригоршню гвоздей, и испустила крик, опустошивший ее.

В поле ее зрения возникли Рей и Рианнон. Живая Звезда стоял между ними и Боливаром Лондоньо III. Дряхлый старик держал длинный стебель, усыпанный шипами, из которых сочилась кровь. Подцепив каплю кончиком пальца, он поднес ее к губам.

– А ты сильнее, чем кажешься, – сказал ей Боливар. – Похоже, в тебе течет кровь твоего отца. Ты пригодишься мне, когда он выдохнется.

– Возвращайся в свой цирковой ад, откуда пришел, – прошипела Маримар.

Боливар усмехнулся, затем поднес зеленый бутон к губам и съел его вместе с шипами и листьями. Зеленый хлорофилл пульсировал внутри него волшебным светом. Боливар молодел на глазах, обвисшая кожа подтянулась, в седине проглянули черные пряди, он стал моложе по меньшей мере лет на двадцать.

– Так, – сказал он, переводя взгляд на неподвижных Рея и Рианнон. – Теперь займемся остальными.