Джентльмен мог бы позаботиться о том, чтобы его замок был меньше и менее показным в своем убранстве, чем гордость и радость его хозяина. Но, как и некоторые из его потомков, Густав не был джентльменом. Он воздвиг себе памятник, который соответствовал его характеру. Это было бесспорно впечатляюще, даже великолепно. И все же он был монументальным, почти издевательским в своей суровости.
Герхард и Шафран остановились в замке Меербах, пока он занимался своими семейными делами. Первым пунктом повестки дня было семейное собрание, проходившее за столом в библиотеке. Вдоль двух длинных стен прямоугольной комнаты тянулись черные дубовые книжные полки, заполненные книгами в кожаных переплетах, не открывавшимися десятилетиями. Из окон в дальнем конце открывался вид на лесистые склоны холмов и озеро, а над четвертой стеной возвышался массивный каменный камин, окруженный чучелами охотничьих трофеев, выставками оружия и доспехов и портретами суровых, сердитых предков фон Меербаха, которые были типичными украшениями всего замка.
Оглядывая стол, Шафран почти не обращала внимания на эти воспоминания о прошлом. Ее больше интересовали окружающие мужчины и женщины. Справа от Шафран сидела мать Герхарда Алата. Над ней издевались и оскорбляли и ее муж Отто, и ее старший сын Конрад, но она сохранила достоинство. Ей было за восемьдесят, и страдания, которые она перенесла, были видны по морщинам, прорезавшим ее изящное, тонкокостное лицо. И все же она каким-то образом сохраняла спокойствие, словно после стольких лет штормовой погоды наконец-то нашла безопасную гавань и спокойные воды.
То же самое нельзя было сказать о женщине, сидевшей напротив Алаты. Труди фон Меербах, первая жена старшего брата Герхарда Конрада, излучала горечь и гнев. Это делало ее трудной женщиной, но Шафран могла понять, почему Труди была эмоционально травмирована. Не прошло и десяти лет с тех пор, как Конрад сказал ей, что разводится с ней на своих условиях и что если она будет сопротивляться, то, по его словам, "проведет несколько оставшихся дней своей жизни в лагере для рабов".
Взгляд Шафран остановился на высоком, элегантном, безукоризненно одетом мужчине, сидевшем напротив нее, чьи серебристые волосы только подчеркивали его красивое достоинство. Он улыбнулся ей, и она уже собиралась заговорить с ним, когда Герхард, сидевший во главе стола, поднялся.
‘Добрый вечер, - сказал он. - Как вы знаете, в течение некоторого времени я не мог участвовать в управлении моторным заводом "Меербах". Вот почему три года назад, еще до того, как возникла Федеративная Республика Германия, я попросил Исидора Соломонса стать нашим главным исполнительным директором. Для меня это было простое решение. Я полностью доверял Исидору и знал, что он прекрасно разбирается в нашем семейном портфеле. Но для него ситуация была не так проста. В прошлом наша семья обращалась с ним отвратительно, поэтому у него были все основания отказаться от моего приглашения. Но он этого не сделал, и я глубоко благодарен ему за это. А теперь позвольте мне передать слово человеку, которого я с гордостью называю своим другом, – Исидору.
- Благодарю вас, герр Меербах, - сказал Исидор с должной официальностью человека, обращающегося к своему боссу. Он кивнул головой Алате. - ‘Графиня ...
- Доброе утро, Исидор, - ответила она с ласковой улыбкой, потому что знала его с детства.
Как и его отец до него, Исидор был семейным адвокатом фон Меербахов. До этого он отличился в Первой мировой войне и был награжден "Голубым Максом" - высшей наградой Германии за храбрость. Алата испытывала отвращение к тому, как ее старший сын обращался с таким верным слугой их семьи и страны.
Для Шафран "Макс" было также кодовым именем, под которым она знала Исидора, когда они впервые встретились в довоенной Швейцарии, всего через двадцать четыре часа после ее встречи с Герхардом. Рассказ Исидора о том, как Герхард помог семье Соломонсов бежать из Германии вопреки воле брата, убедил Шафран в том, что она нашла подходящего мужчину.
- Итак, - сказал Исидор, - меня попросили рассмотреть текущее состояние моторного завода "Меербах", оценить его будущие перспективы и дать совет относительно наилучшего курса на будущее. Но, как бы это ни было печально, я должен начать с человека, которого здесь нет, – графа Конрада фон Меербаха. Никто не знает, где он сейчас и жив ли вообще. То же самое можно сказать и о его второй жене, Франческе, которая также известна под прозвищем Чесси.
- Да, когда мы были лучшими подругами в школе ... Чесси и Саффи, - грустно сказала Шафран, обращаясь больше к себе, чем к остальным.
Исидор взглянул на нее и продолжил: - Оба исчезли. Граф остается разыскиваемым человеком, изгоем, которого союзные державы и государство Израиль считают военным преступником. Исидор на мгновение замолчал и оглядел сидящих за столом. - Прошу прощения, если мое описание покажется вам слишком резким.
- Напротив, это не более чем правда, - сказал Герхард. - Пожалуйста, продолжайте.