Наследник

Огромные карие глаза его были так прекрасны, а взгляд так выразителен, что я поверил. В его лице было совершенство, на него хотелось смотреть и смотреть, со всех сторон, сверху и снизу, издалека и вблизи. Я с сожалением подумал, что пройдут годы, он возмужает, обрастет бородой, раздастся в челюстях, огрубеют его руки, вытянется нос, станет мощной и короткой шея, подсядет голос, и ничего не останется от этого странного маленького эльфа, такого самовлюбленного и такого избалованного жизнью и сильными мира сего.

— Так вот на кого тратится королевская казна, — усмехнулся я.

— Вы ничего не понимаете! — возмутился Альфин, — у каждого уважающего себя государства уже есть обсерватории, даже у этой дикой Озерии! Только у нас нет!

— Ну и что? Зачем нам обсерватория?

— Боже мой! — он закатил глаза к потолку, — с кем я говорю! Наследник, вы хоть знаете, что Земля круглая?

— Мой личный опыт говорит, что она плоская.

— Вы что, умудрились посмотреть на нее сверху?

— Нет. Просто много ходил.

— Хо! Приходите ко мне, я посажу муравья на глобус, и уверяю вас, он ни за что не догадается, что ползет по шару.

— Прекрати дерзить, — сказал я беззлобно, — я тебе не Советник, пять минут послушаю, а потом голову сверну как куренку.

Сидя на столе, он моргал на меня удивленными карими глазками.

— Вот это настоящий научный спор! Вы бесподобны, ваше высочество! Но разве я виноват, что Земля круглая?

Через час я прослушал обширную лекцию по астрономии, увидел огромный синий глобус с зелеными материками и еще больший черный глобус, на котором белыми звездочками были изображены созвездия. Альфин показывал мне странные рисунки со сказочными пейзажами и уверенно рассуждал о межзвездных расстояниях. Мне всё это было интересно и почему-то казалось отдаленно знакомым, словно я всё это уже слышал или видел когда-то.

Странное, щемящее чувство тревоги и невыполненного долга вызывали его рассказы. Но, кажется, я никому ничего не был должен, кроме Эски.

У Альфина было много книг, они стопками лежали на столах и на диванах, на камине и на подоконниках, он был напичкан цитатами как бараний рулет перцем. Он немного красовался передо мной, освещая мою дремучую неграмотность, но я охотно прощал ему это.

— Завтра я расскажу вам о Театре, — сообщил этот умник и довольно развалился в кресле, — уверен, что вы не знаете, чем отличаются пьесы Гарлена от сценок Луциуса.

— Пожалуй, — согласился я, — зато я знаю, какие лучше поставить подпорки для сцены и на чем крепить занавес.

— Вы невыносимы! Я же говорю о Театре!

— А я о жизни.

Он посерьезнел, как будто я опустил его с небес на землю.

— Лучше расскажи мне, что творится у вас во дворце, — попросил я.

— А что тут творится?

— Не притворяйся. Я думаю, ты знаешь лучше меня.

Альфин хмурил черные бровки и молчал.

— Здесь живет страх, — сказал я.

— Не только, — усмехнулся он, — здесь живет разврат, и месть, и ненависть и хитрость, одиночество и непроходимая тупость!

— И еще кое-что, — добавил я уверенно, — то, что я чувствую всем существом как собака след, то, что я ненавижу больше всего на свете…

— Что же? — Альфин смотрел на меня растерянно и почти испуганно.

— Смерть, — закончил я.

Он опустил глаза, помолчал немного, прикрываясь длинными ресницами, потом спокойно признал

— Да, это правда.

Я понял, что держу в руках нить. И я за нее потянул.

— Как это происходит?

Альфину очень не хотелось после своих звезд и книг говорить о смерти, но теперь уже я влиял на него, а не наоборот.

— Сразу, — сказал он хмуро, — человек умирает за одну ночь безо всяких причин, и всё.

— Красивая женщина?

— Не только. Любой человек. Например, вы.

Он знал еще много, но вытягивать из него приходилось клещами.

— Я умру?

— Да, — сказал он после недолгой паузы, — теперь уж обязательно.

— Почему теперь?

— После того, что вы сказали.

— А что я сказал?

— Что ненавидите смерть.

— Господи, кто ж ее любит! — рассмеялся я невеселым смехом, мне вспомнились жуткие глаза смерти, глядящие на меня в склепе, и на моей спине выступил ледяной пот.

Пока я пытался что-то осознать, в комнату с подносом вошла огромная седая женщина. Тяжело переступая тумбами ног, она дошла до стола и величественно водрузила могучими руками поднос перед Альфином.

— Заболтался ты что-то, — сказала она с укоризной мелодичным басом, — и наследника заболтал, съешьте хоть по булочке…

Альфин несказанно обрадовался ее появлению, а точнее тому, что она прервала наш мрачный разговор, встрепенулся как птичка на заре и расцвел в улыбке.

— Ах, ты моя дорогая! Как же я тебя люблю!.. Это моя нянюшка, ваше высочество, она всегда всё знает лучше меня. Иди, Охтания, я скоро буду обедать.

— А ты, оказывается, совсем детеныш, — сказал я, глядя вслед уходящей богатырке, — у всех слуги, а у тебя нянюшка!

— Она стоит всех слуг вместе взятых, — гордо заявил он.

И тогда я вспомнил ее имя. И понял, кто она такая. И мне стало нехорошо.