Я посмотрел на нее удивленно, меньше всего меня волновало, как ко мне относится эта распутная, богатая и избалованная дамочка, племянница герцога Алонского. Что-то в этом духе я и проговорил, пока Лориан разливала вино по фужерам.
— Не верь ей, — сказала Лориан шепотом и посмотрела на меня полными ужаса глазами, — и другим тоже, ее подруги еще хуже…
— И не собирался, — усмехнулся я и снова обнял ее, — потерпи немного, сестричка… со мной пока никто не считается во дворце, но когда-нибудь это кончится. Ты не будешь ни чьей служанкой и не будешь ничего бояться. Ладно?
— Я не доживу, — сказала она печально.
— Почему? Почему, Лориан?
— Так сказала Охтания. Она всё знает.
— Кто такая Охтания?
— Она… такая огромная, седая… она тут служит сорок лет.
— У кого?
— Откуда я знаю! Но все служанки ее слушают, она всегда знает, что говорит. Когда умерли Исмена и Шелла, она тоже предсказала. И раньше предсказывала.
У прислуги был свой мир, свои легенды и свои авторитеты. Я знать не знал никакую Охтанию, тем более не собирался слушать, что она предсказывает.
— Знаешь что, Лориан, не слушай никаких старых дур. В каждом замке свои сплетни и свои страшные истории, можешь мне поверить, я побродил по свету… Это от скуки или от глупости. Посмотри, на тебе же лица нет! Появилась новая служанка во дворце, и ее тут же запугали до смерти! Наверно, у них такая традиция.
— Но ты ведь тоже боишься!
— Я не боюсь. Я просто осторожен.
Пока я был с ней, Лориан немного успокоилась и даже заулыбалась, мне очень нравилась ее готовность к улыбке по любому поводу. Но когда я ушел от нее, не сомневаюсь, что страх снова заставил ее нахмуриться и прикусить губу. Тут я был пока бессилен ей помочь.
У Фларьо ничего не изменилось, пока я отсутствовал, только лежащих на полу прибавилось. Хмель как-то быстро вылетел из меня, и я сразу выпил еще бокал, чтобы вернуться в прежнее беспечное состояние.
— Напрасно вы пьете в одиночку, ваше высочество.
Напротив за столом сидела совсем даже не пьяная узколицая женщина с красивыми черными глазами. Пепельные волосы ее были скромно собраны под маленькую, расшитую жемчугом шапочку, платье тоже не отличалось вседозволенностью. В толпе я бы ее не выделил, не заметил бы даже, разве что ее пронзительные глаза, но когда она оказалась вот так напротив и обратилась ко мне, то я с удивлением увидел на ее породистом лице еще и проблески ума. Она смотрела, словно знала и понимала обо мне всё.
— Я вас как-то не заметил, — проговорил я, еще не зная, нахамить ей или сделать комплимент, — наверно, зря.
— Наверно, — улыбнулась она.
— Что вы здесь делаете? — спросил я, с презрением оглядываясь вокруг, мне странным казалось ее присутствие на этой пирушке.
— Что ВЫ здесь делаете? — спросила в ответ она.
— Пью, — сказал я.
Мне показалось, она меня жалеет, во всяком случае, понимает, какие кошки скребут у меня на душе. И не боится меня. И не рассматривает исподтишка как рогатого медведя, а просто разговаривает со мной.
— Тогда налейте и мне, ваше высочество, я охотно с вами выпью, если, конечно, вас не смущает, что я женщина.
— Почему это должно меня смущать?
— Ведь вы их презираете?
— В самом деле? Обо мне ходят такие слухи?
Я налил вина нам обоим. Она смеясь поднесла бокал к губам и отпила один глоток. Я одним глотком, конечно, не ограничился.
— Ну, если верить королю… и прочим дамам, которые пытались вас соблазнить…
— Не замечал, — сказал я честно, — по-моему, ваши дамы боятся меня как судного дня. Я что, так страшен?
— Вы дико красивы, ваше высочество. Но у вас такой строгий, хмурый, насупленный вид, что задаешься вопросом: умеет ли он вообще разговаривать?.. Я не слишком откровенна с вами?
— Ничего. Советник Мезиа спросил, знаю ли я буквы.
Она рассмеялась. Эта веселая, смелая дамочка нравилась мне всё больше. Фларьо, который не подавая признаков жизни лежал рядом на столе как на подушке, вдруг яростно запел о том, что грянули все трубы, призывая в поход, и враг будет разбит. Его поддержал чей-то голос из-под стола. Моя дама рассмеялась еще громче, потом решительно отодвинула бокал и сказала:
— Пойдемте ко мне. У меня тихо, и можно спокойно поговорить.
Никакого кокетства в ней не было, и мне стало даже жаль, что она вовсе не собирается меня соблазнить, а только побеседовать.
Ее апартаменты располагались на том же этаже, только несколькими коридорами дальше. Служанки разбежались как мышки, и мы остались вдвоем в просторной гостиной, убранной шикарно, но со вкусом, насколько я вообще мог судить о вкусе.
— Я достаточно знатна, чтобы принимать вас, — улыбнулась она, — пусть вас не смущает, что я не была вам представлена… мой отец — герцог Тиманский, я его младшая дочь Эджелия.
Не знаю отчего, но она уже казалась мне красивой.
— Почему же вас не представили?
— Я была больна.
— Теперь вы здоровы?
— Вполне.
На стол она поставила всё сама: и вино, и фрукты, и конфеты. Прохаживаясь по гостиной от буфета к столу, она говорила со мной как со старым знакомым, и это было тем более приятно, что я давно уже ни с кем так не говорил.