Наследник

Мне хотелось ей верить, но я уже убедился, что Эджелия — прекрасная актриса, и что-то в ее словах не вязалось со смыслом. Король и смерть? Король, который не ведет ни одной войны, не подписал ни одного смертного приговора, и которому вообще ничего не надо сверх того, что он имеет?

— Он испытывает тебя, — добавила она устало, — если ты хоть раз оступишься, ты умрешь.

— Я уже оступился, — усмехнулся я.

— Надеюсь, этого никто не видел, — сказала она со слабой улыбкой.

Ничего нового я от нее не узнал, она говорила то же, что и Альфин. Или они были правы, или сговорились.

— Чего ты боишься? — спросил я.

— Смерти, — ответила она спокойно.

— У вас не дворец, а приют для душевнобольных, все боятся смерти от служанки до герцогини. Все дрожат, и никто не разбегается!

— А это бесполезно. Смерть найдет везде. Даже Ластер от нее не спасет.

— Ластер?

— Да. Он бог. Он может пришить отрубленную голову и восстановить обгоревшую руку, он может оживить из мертвых, если человек умер от болезни или от яда… но если сама Смерть его забрала — даже великий Ластер бессилен.

— Забирает Смерть. Почему же ты боишься короля?

— Потому что она его служанка!

Я вспомнил жуткие глаза той женщины, что смотрела на меня в склепе. Она не могла быть ни чьей служанкой. В нашем грешном мире во всяком случае. Если и был у нее господин, то назывался он не меньше, чем дьявол.

— По-моему, вы все тут чуть-чуть помешанные. И я становлюсь таким же. Я живу здесь уже месяц, меня постоянно запугивают, все вокруг боятся, однако ничего так и не случилось. И не случится.

Свечки догорали одна за другой. В спальне становилось всё темнее.

— Ты должен уйти до рассвета, — предупредила Эджелия.

— Я никого не боюсь.

— Ты безумец, Кристиан, я же говорю, что он тебя испытывает!

— Я наследник престола. И не собираюсь прятаться как секретарь или младший оруженосец…

Кожа ее была горяча, горячей, чем прежде. Лицо пылало, как от сильного возбуждения или волнения. Мне было стыдно за свою грубость, я совершенно запутался и только хотел показать ей, что могу быть и другим.

— То, что ты можешь изнасиловать кобылицу на бегу, я уже поняла, — усмехнулась она, — теперь давай я покажу, на что способна я.

Как я и предполагал, она была талантлива во всем, в этом тоже. Она была актриса, изящная, страстная, нежная, угадывающая мои желания и невероятно горячая.

— У тебя жар? — спросил я, когда сам немного остыл, трогая ее пылающий лоб.

— Не знаю… — сказала она измученно, словно таскала всю ночь камни, — поцелуй меня…

Горячие губы показались мне беспомощными.

— Дать тебе воды?

— Нет. Нет! Обними меня, крепче, не отпускай меня!

Так мы и лежали обнявшись в свете последней догорающей свечки, и я всем телом чувствовал ее мелкую дрожь.

— И правда вся горю, — усмехнулась Эджелия, — что это со мной? Неужели я до такой степени в тебя влюбилась?

— Ты просто переволновалась. Прости, я и правда вломился, как медведь…

— Не знаю… послушай меня, тебе надо уходить. Скоро рассвет, я не хочу твоей смерти, медведь. Правда не хочу.

— Пойми же ты, я не боюсь своего отца. Кто-то другой хочет, чтобы я его боялся, кто-то, кто сеет страх во дворце и заставляет всех действовать по своей указке. Я думал, ты мне поможешь узнать, но тебя тоже обманули и запутали.

— Если ты мне не веришь, то спроси Сетвина.

— При чем тут Сетвин?

— Это он мне передал приказ короля.

Тут и меня бросило в озноб. Наконец-то мне показалось, что я за что-то зацепился. Сетвин! Гардеробщик, который ходит на королевские приемы и запросто беседует с герцогинями. Сколько же я ему всего наболтал за бутылкой!

— Значит, король сам тебе ничего не приказывал?

— Сам? Он и слов-то таких не знает, этот чистоплюй, но что король, что Сетвин — это, считай, одно и то же. Прошу тебя, уходи.

Я все-таки встал, чтобы принести ей воды из графина. Она была уже словно в горячке, глаза полузакрыты, губы сухи, лоб влажный, дыхание частое и отрывистое.

— У тебя жар.

— Да… промочила ноги… в парке такой мокрый снег!

Я осторожно напоил ее и почему-то уже понял, что с ней. Она просто умирала. Просто и тихо. Как моя мать. Я чувствовал. За спиной стояла Смерть и леденящим холодом дышала мне в затылок.

— Мы — превосходная пара, ты не находишь? — спросила Эджелия, слабо улыбаясь.

— Конечно, — сказал я, с ужасом осознавая, как не хочется мне ее терять.

— Тебе лучше меня никого не найти…

— Я и не буду пытаться.

— Я буду любить тебя. В самом деле… я могу любить, просто некого было, они все не такие как ты…

— Я тоже не подарок.

— Но ты — другой… Ты уходишь?!

— Нет.

— Не уходи… мне страшно!

Больше она уже ничего не говорила и не открывала глаз. Я сидел рядом, держал ее пылающую руку и думал о Сетвине. Он был первым, кто имел смелость заговорить со мной, и первым, кто напророчил мне гибель. Сам он не боялся ничего и при всем при том был подчеркнуто нечестолюбив. Его вполне устраивала должность старшего гардеробщика. Почему? Уж не потому ли, что так удобнее скрывать свою неограниченную власть? Или же Сетвин тоже кому-то служит. Кому?!

Эджелия тихо застонала и открыла глаза.

— Ты еще здесь?

— Конечно.

— Вот теперь уходи. Теперь я сама.