Работа иногда занимала по 18–20 часов в сутки. Он очень вжился в нее, полюбил своих героев. Все приходилось выдумывать и вспоминать: ни о каких справочных пособиях не могло быть и речи (в зоне во обще не было никаких книг). Один раз память подвела: в первоначальном варианте рукописи Тридцатилетняя война попала в XVIII век… Вскоре, правда, ошибка была исправлена. Часто, ложась спать, отец давал себе задание: вспомнить во сне тот или иной исторический эпизод, фамилию, дату. Просыпался с повышенной температурой, с головной болью, но «задание» было выполнено: все вспоминалось.
Василевский придумал для лучших работников премию: раз в неделю, вечером, у костра отец вслух читал написанное. Аудитория слушала с огромным интересом и вниманием. Василевский начал задумываться.
Работа близилась к завершению. Отец ощущал какое-то беспокойство, мешали недобрые предчувствия и ожидание предательства со стороны Василевского. На всякий случай, если с ним что-либо произойдет, чтобы все-таки была узнана правда, отец зашифровал в романе три слова: «Лжеписатель, вор, плагиатор». В главе 23 «Охотники за леопардом», в третьем абзаце 5-го раздела, было написано: «Листья быстро Желтели, лес, Еще недавно Полный жизни И летней Свежести, теперь Алел багряными Тонами осени. Едва приметные Льняные кудельки Вянущего мха, Отцветший вереск, Рыжие высохшие Полоски некошеных Луговин придавали Августовскому пейзажу Грустный, нежный И чисто Английский оттенок. Тихие, словно Отгоревшие в Розовом пламени…» – и т. д. Об этом шифре знали только самые близкие люди.
Тем временем «Наследника» переписывал каллиграфическим почерком один из заключенных, бывший бухгалтер. Незадолго до этого в лагерь пригнали новый этап из Прибалтики, и у кого-то из вновь прибывших чудом сохранилась синяя шелковая рубашка. Она тотчас же была пущена на переплет. Художник Иван Лейко украсил форзац книги портретом Василевского, раскрасил акварелью заглавные буквы каждой главы, каждого раздела.
А люди, слушающие чтение у костра, на все лады расхваливали «Батю-романиста». И Василевский задумал… убить отца.
Тем временем Василевскому посоветовали отправить написанную часть романа кому-нибудь на «рецензию» – человеку, с его точки зрения, грамотному и знающему: а вдруг это только им нравится книга, а на самом деле она и ломаного гроша не стоит. Василевский к совету прислушался – и отправил гонца с рукописью к вольнонаемному прорабу на соседнюю колонну, бывшему сотруднику Института мировой литературы, вкусу которого Василевский вполне доверял.
На обратном пути, через несколько дней, гонец завернул в избушку склада ГСМ. При гонце имелось письмо, которое они вместе с отцом расклеили над паром. Смысл послания был приблизительно таков: «Дорогой Василий Павлович! Брал в руки твое новое произведение, предвкушая, что всласть повеселюсь, но увидел – что это настоящее. Советую подумать о соавторстве. Сам не справишься».
На следующий день Василевский примчался к отцу в избушку: «А скажи мне, старик, кто такие альгвасилы?» И потом: «Ты знаешь, я хочу предложить тебе соавторство». Отец для вида попытался отказываться, но потом дал Василевскому уговорить себя, составил для него словарь «непонятных» слов и написал краткий конспект книги – чтобы легче было разбираться в повествовании.
Роман был закончен, последние правки вносились уже опять в зоне. Книга называлась «Наследник из Калькутты», с подзаголовком «Фильм без экрана». На титульной странице под фамилией «Василевский» была скромно приписана фамилия «Штильмарк». Так имя отца появилось на его будущей книге.
В один из последующих дней к отцу в барак прибежал «шестерка» Василевского и под предлогом всеобщего обыска забрал рукопись. Зайдя зачем-то в домик вахты, отец обратил внимание на бумажку, лежавшую рядом с селектором. Это был список с именами переводимых в другие колонны. В нем было 16 фамилий, 17-я была приписана характерным почерком Василевского: Штильмарк. В этот же день, так и не встретившись со своим «соавтором», отец был переведен…
Вскоре в зоне собралось воровское «толковище», решавшее более чем серьезные вопросы: что делать с Батей-романистом, что делать с Василевским? Мнений было много, но окончательное решение было вынесено после выступления старого «пахана». Толковище постановило: Батю не убивать, потому что он ничего плохого ворам не делал, а наоборот, скрашивал их жизнь, «тиская» разные интересные истории, роман им читал и не предавал их. Деньги Василевскому не возвращать – не обеднеет, все равно с «мужиков» наберет. (Об этом «убийственном» решении Василевского и лагерном «толковании» отцу рассказали уже много позднее участники данной церемонии.) Получилось, что жизнь была первым гонораром отца.
После смерти Сталина в 1953 г. оставшийся срок был заменен отцу ссылкой, которую предстояло отбывать в поселке Маклаково, в 60 километрах от Енисейска. Туда же приехали и мы с матерью.