Наследники Шамаша. Тени и пыль (СИ)

— Как вы хороните умерших? — выдохнула Ишмерай.

— Сшигаем. Кашдому фавну после смерти до`лшно быт сошшенным. Тех, кто оставил тело не сошшенным, шдет беда.

«Марк! — мысленно взмолилась девушка, обратив опухшее, залитое слезами, перепачканное грязью и кровью лицо к светлеющему небу. — Если ты видишь меня сейчас, умоляю тебя, не смотри на меня! Закрой глаза! Отвернись! Что угодно, но не смотри!»

Телега тронулась, продолжая свой кровавый путь. Лес был дремуч и казался бесконечным. Но что будет после того, как лес закончится, Ишмерай не знала и не желала знать.

Фавны молились, не переставая. Ишмерай видела, как шевелятся их губы. Она изумлялась их печальному смирению, и ей становилось стыдно перед ними за свой страх. Она чувствовала себя трусихой. Ишмерай знала, что фавны тоже боятся, особенно дети, но даже самые маленькие из детей перестали плакать, и девушка знала, что она тоже должна была.

В одной телеге с нею ехал и Тарво, мальчик, которого Ишмерай недавно встретила на улице Аргоса. Он узнал ее, заулыбался и попытался что-то сказать, но одна из женщин, опасливо оглянувшись на вооруженных мужчин, дёрнула его за руку. Его матери не было в телеге. Ишмерай старалась подбадривать его улыбкой всю дорогу. Он не должен был видеть ее слез, он не должен был думать, что взрослые боятся больше, чем он. А взрослые боялись, и страх этот ослеплял.

— А ты, девитса с ветрами, — окликнул ее старик. — Поведай нам о том крае, куда вы шелали отвести нас. Воистину ли он столь плодороден и благословенен, как вы говаривали? Перед литсом смерти ты лгать не станешь.

— Мы и в Аргосе не лгали, — с достоинством ответила Ишмерай, оглядевшись: ее слушала вся телега. — В краю нашем шесть государств: Карнеолас, Нодрим, Сильван, Эрсавия, Полнхольд и Акидия. Карнеолас, Полнхольд и Нодрим — самые большие и могущественные из всех. Они союзничают между собой уже много лет. Карнеолас развернул свои владения на холмистой равнине. Земли там плодородные и зеленые, будто изумруды. Какие только травы и цветы там не растут, какие только культуры не выращивают! С северо-запада Карнеолас граничит с древним Аваларом. Их разделяет толстая цепь заснеженных гор.

— Откуда был родом Атариатис Рианор? — спросила одна из женщин.

— Он был царем Карнеоласа, — отвечала Ишмерай.

— Справедливым и хорошим царем?

— Он утихомирил Кунабулу и подарил людям покой на три сотни лет.

— И чэм сакончилос его правлэниэ?

— Его убил его же ближайший соратник, — вздохнув, ответила Ишмерай. — И занял его трон.

— Боги покарали его за предатэлство?

— Покарали. Он так и не смог истребить род Рианора.

— Но отчего вы не правите Карнеоласом?

Девушка грустно засмеялась, пожала плечами и ответила:

— Судьба распорядилась иначе. Сейчас Карнеоласом правит справедливый и добрый король из династии короля, убившего моего предка. Этот король — старый друг моего отца и двадцать лет назад сражался бок о бок с ним, моей матушкой и дядей против Кунабулы.

— Какие они, твои отец и мать? — спросили фавны.

Ишмерай сглотнула, тщась не разрыдаться.

— Очень добрые и понимающие, — последовал глухой ответ. — Они растили нас в любви, меня, Атанаис и Гаспара.

— У тебя есть брат?

— Да, — со вздохом облегчения ответила Ишмерай; воспоминания о доме, которого она более не увидит, наполняли её горечью, которую нельзя было сдержать или вынести. — Ему в сентябре будет четырнадцать. Но он уже высокий для своих лет. И очень похож на отца: глаза у него такие же зеленые-зеленые, а волосы темные. У них даже одинаковые носы и губы…

— Наша Повелительнитса юна, как и ты, — начал старик. — Но умна не по годам. Они с братом рано лишились родителей, и Повелительнитса пыталась заменить мать и отса и нам, и своему брату. Она ко всем была добра. У нее длинные волосы лунного цвета, светлая кожа и огромные тёмно-синие глаза. В лике ее семьи — кусочек ночного неба. Если бы ты увидела Повелительнитсу своими гласами, ты бы тотчас поняла, что она послана нам самой Атаргатой.

Заплакал маленький Тарво, и одна из женщин начала утешать его. Коснувшись губами его лба, она побледнела.

— Он болен, — догадалась голубоглазая рыжая фавна.

Вся телега вздохнула, а Ишмерай отвела взгляд. Это звучало как приговор. Это и был приговор. Осталось скрывать это от головорезов столько, сколько то было возможно.

— Быть может, если он поспит, ему станет лучше? — с надеждой проговорила Ишмерай.

— Все мошет быть, — кивнула рыжая. — Только он не смошет заснуть. Он еще и голоден.

Девушка опасливо оглянулась на мужчин: они начали угрожающе поглядывать в сторону несчастного Тарво. И тогда Ишмерай запела.

Тих и чист был её ласковый голос, нежна и светла песня. Она пела о звездах, которые зажигались каждую ночь и хранили их сон, о тенях, которые вырастали из земли и пускались в таинственный ночной пляс, держась за руки и сияя лунным серебром. Реки пели им, а луна смотрелась в чистую гладь озера, любуясь своей красою. Травы звенели в голос, подпевая теплому ветру, тропы лились лентами, звездный свет разливался морями, и листья шептались с лесными эльфами.