Наследники Шамаша. Тени и пыль (СИ)

Ишмерай пела, пока Тарво не закрыл глаза и не заснул. Фавны вздохнули с облегчением, и голос девушки тихо затих.

— Хорошо, девитса с ветрами, — одобрила рыжая женщина. — У тебя хороший голос. Я сама едва не заснула…

Ишмерай опасливо поглядела на головорезов. Они не сказали ей ни слова. Казалось, пение успокоило и их. Но вдруг позади послышался громогласный топот бешеного галопа. По лесной тропе ехал одинокий всадник все в том же нелепом наряде, и девушка горестно вздохнула: она все еще надеялась, что за нею приедут и освободят ее и остальных, но этому, вероятно, не суждено было случиться.

Мужчина подъехал к остальным всадникам, и те начали что-то быстро обсуждать на своем странном мелодичном, рокочущем языке. Однако Ишмерай могла понять отдельные слова. Их языки были похожи.

Наконец, они затихли, согласно закивали, и только что приехавший мужчина подошел к телеге. Он был высок, широкоплеч, черты лица — грубые, а глаза небольшие и светло-зеленые. Он грубо схватил Ишмерай за локоть, заставил ее встать на ноги и вытолкнул из телеги. Она не ходила несколько дней, и ноги ее задеревенели. Посему, прыгнув на землю, она не удержалась и рухнула. Мужчина заставил ее встать, сжав руку так, что девушка пискнула. Затем он повел к своему коню.

— Куда вы меня ведете?! — воскликнула она, начав вырываться. — Я никуда не поеду!

Головорез толкнул ее вперед, и девушка едва не упала, но удержалась на ногах.

Фавны запричитали, но в ход пошли плети, и никто из них не посмел помешать им.

— Прошай, девитса с ветрами! — печально крикнул ей старик. — Я буду молиться за тебя!

«Да уж, пожалуй, — в ужасе подумала она, когда головорез связал ее, накрыл плащом, перекинул через спину коня и сам сел верхом позади. — И за себя не забудьте!..»

Она слышала, как плачут дети, как женщины всхлипывают, и самой ей стало невыносимо горько и страшно. Она забыла обо всех своих обещаниях и помнила лишь о том, что она, напуганная безоружная девочка, оставшаяся совсем одна в совсем незнакомом мире.

«Даже если я попрошу пощады, он не поймет меня, — в отчаянии подумала Ишмерай, заставляя себя держаться. — Я в ловушке… Куда он меня везет?»

Скачка казалась бесконечной. Живот ее горел и, казалось, что-то острое изнутри давило ей в бок. Ишмерай попыталась облегчить боль, приподнявшись, но руки ее были стянуты цепями, и она могла только дергать ногами.

«Терпи! — приказывала она себе, до боли стискивая зубы. — Он не должен видеть, как тебе больно и страшно!»

Но через несколько часов боль стала до того невыносимой, что она приготовилась умереть — одна эта скачка должна была убить ее. Через какое-то время всадник будто услышал ее короткие стоны боли, и остановил коня. Он соскочил с коня, стащил ее на землю, смахнул плащ и заставил ее сесть. Ишмерай попыталась отползти, но всадник схватил ее за руку. Она грудью тянулась к коленям и тяжело дышала. Понаблюдав за нею, он потянулся к ней рукою, и девушка подумала, что он желает потрогать ее.

— Не прикасайся! — хрипло взвизгнула она, отшатнувшись.

Его колючие глаза недовольно поглядели на нее, но одна рука все еще тянулась к ней, а вторая прижала ее к земле. Веревки обездвижили ее, и ей оставалось терпеть. Он приподнял ее тунику и поглядел на ее живот. Вздохнув, он что-то тихо пробормотал, опустил ее тунику, развязал и снял цепи с рук, но ноги ее все еще были связаны. Ишмерай испуганно отползла, с силой потирая посиневшие запястья, испуганно и враждебно глядя на своего врага. Усталые и равнодушные глаза его разглядывали ее припухшее лицо, рассеченную нижнюю губу, растрепавшиеся волосы.

Он привязал коня к дереву, что — то бормоча, снял свой мешок и начал в нем копаться. После развел маленький костер, насадил на свой кинжал два ломтя хлеба и начал жарить.

Несмотря на дикий страх, отчаяние и мысли о близкой гибели или о чем-либо похуже, Ишмерай почувствовала, как пересохший рот наполняется слюной, а пустой желудок начал волноваться. Девушка отвернулась, мучительно растирая синие запястья. Она не должна была брать у врага еду. Но от хлеба пошел до того восхитительный запах!..

Головорез снял с кинжала два ломтя хлеба и протянул ей. Девушка отшатнулась, враждебно поглядела на него и отвернула голову. Мужчина нахмурился, произнес неизвестное раздраженное слово, но руки не отвел.

Девушка поглядела на него. Казалось, он не намеревался травить ее, бить, жечь. Ему было приказано увезти ее, но он не станет терзать ее своими руками. Тогда Ишмерай нерешительно взяла хлеб и вопросительно поглядела на своего врага. Он нанизывал на кинжал уже другие куски, не обращая на нее внимания.

«А если я попытаюсь отобрать у него кинжал, и у меня не получится, что он сделает со мной?.. — подумалось той. — Он убьет меня тотчас или сначала изнасилует?..»

Вновь внимательно оглядев и плечи его, и длинные сильные руки, девушка нервно сглотнула и отказалась от своего намерения. Ей с ним не справиться. Она откусила от хлеба кусочек, и желудок ее радостно заволновался: горячие ломти приятно хрустели, а за корочкой скрывалась горячая мякоть.