Наследники Шамаша. Тени и пыль (СИ)

Ишмерай обвела округу горящими глазами, гадая, что бы еще спросить у него.

— А это? — она указала на деревья.

— Биротэ, — последовал ответ.

— А это?

— Ард.

Вскоре едва ли не весь отряд включился в эту маленькую игру.

— Хаймаль, — сказал один из ее тюремщиков, указав на небо.

— Герим, — сказал другой, указав на лицо.

— Миэн… — весело восклицал третий, указывая на себя, — миэн, — и на своих товарищей. — Мияр, — указав на Ишмерай.

— Мияр! — удивилась она, догадавшись, что слово это означало «девушка».

Ишмерай не переставала спрашивать, старательно запоминая слова, пока злой товарищ Маркуса не разозлился окончательно. Он вдруг внезапно подъехал к телеге и огрел девушку плетью, что-то заорав.

Ишмерай вскрикнула скорее от неожиданности, чем от боли, и забилась в дальний угол телеги.

— Ритц! — грозно крикнул на него Маркус, и понеслась безудержная тирада.

Ритц же не стал молчать. Он отвечал Маркусу куда злее и громче, выплёвывая слова, будто ядовитые стрелы, и среди всего этого беспорядочного рыка Ишмерай разобрала лишь одно слово: «Хладвиг».

Порычав друг на друга, они разъехались в разные стороны. Маркус более не взглянул на Ишмерай, а Ритц кольнул ее до того свирепым взглядом, что девушке стало еще страшнее. Но вместе со страхом пришла злость, и она решила:

«Когда Маркус освободит меня, я отплачу тебе, Ритц. Обязательно отплачу…»

Маркус не заговаривал с ней более, и Ишмерай не могла винить в этом никого, кроме Ритца. Он продолжал что-то тихо рычать, подъезжая то к одному своему товарищу, то к другому, и при этом слишком часто смотрела на Ишмерай, обращая к ней те или иные слова: «хекс», «саттан» и множество других. Ишмерай знала, что они означали что-то обидное, но всё равно старалась их запомнить — чтобы отплатить Ритцу сполна.

Встреча с Маркусом даже при столь печальных обстоятельствах подарила девушке, оставшейся вдруг одной в этом жестоком беспринципном краю, толику света и надежды. Этот человек умел слушать, даже если не понимал ни слова из ее языка, он умел смотреть ей в глаза, открыто и внимательно, без угрозы, чего опасались делать остальные, он умел чуть-чуть улыбаться. Ишмерай хорошо помнила Горста, и помнила, что он не был с нею жесток, пока она не разозлила его побегом. Теперь она глядела на Маркуса и думала, что постарается не злить его.

Вздохнув, Ишмерай осмелилась тихо запеть своим высоким голоском, светло и печально, обратив опустевшие глаза свои в черную даль дремучего леса, подарившего ей столько горя. Затем она закрыла глаза и увидела лицо Марка, так ясно, будто он стоял перед ней. Он сидел на лугу, залитом солнечным светом, и ярко смеялся. Ишмерай рассказывала ему всяческие небылицы и щебетала беззаботной птичкой, а Марк с удовольствием ее слушал. Он то ложился на траву, то вновь садился и неотрывно глядел на Ишмерай, то щекотал руку её сорванным цветком, то прислонялся к ней головой. В его блестящих черных волосах расплавленным светом сверкало солнышко, и ей безмерно хотелось окунуть в них пальцы, но она не решалась, отчего-то сильно стесняясь. Вдруг Марк в очередной раз прислонился к её руке головой, и девушка не сдержалась: пальцы ее ласково окунулись в чудесную мягкость его волос, нерешительно, затем все смелее. Марк вдруг застыл, перестав смеяться и отвечать на болтовню Ишмерай, а она продолжала гладить его волосы, и так нравилось ей касаться его, что девушка покраснела. Она разглядывала его широкую спину в шёлковую рубахе. Сквозь тонкую ткань проступали мышцы. И тогда девушке впервые в жизни подумалось, что ей очень нравилось, как выглядит Марк. Порой даже он казался ей красивым. Особенно когда внимательно смотрел на нее, лукаво прищурив глаза.

Ишмерай пела, и сердце ее сжималось от безумного горя.

Она вела свою песню все тише и печальнее, пока голос ее не прервался слезами, которые она поторопилась скрыть, ибо эти люди, эти изверги, окружавшие ее, не должны были видеть, как страдает она и как порой мечтает умереть. Она обязательно умрёт, но не сейчас и не от их руки.

— Лидие ваалира, — услышала Ишмерай над собою тихий голос Маркуса.

— Ваалира? — едва слышно переспросила девушка, утирая слезы, подивившись странному слову.

— Ваалира…

Судя по тому, что он не злился, Ишмерай решила: Маркус назвал её песню красивой.

Вечером Маркус приказал остановиться на привал, и даже позволил Ишмерай размять ноги, но руки ее остались крепко связанными. Ритц позеленел от подобной вольности, но промолчал, угрожающе надувшись. Ей дали отмыть от грязи лицо, шею, руки, но волосы она решила не трогать — ее кинжал могли увидеть, и тогда ей не будет спасения.

Маркус дал ей ломоть хлеба и немного мяса, но Ишмерай было тяжело отправить в рот хоть что-то — интерес к еде более не волновал ее. Ей хотелось говорить с Маркусом, доказать ему, что она не способна сделать ничего плохого, что ей всего лишь нужно вернуться в Авалар, а оттуда домой, в Архей.