Вместо грязной туники и штанов на нее надели длинную светлую сорочку. Каждая царапина ее, каждый порез были тщательно обработаны густой мазью, а ладошки забинтованы. Но все тело ее было в синяках и кровоподтёках, и Ишмерай с отвращением и горечью отдёрнула полы сорочки, лишь бы не видеть этого кошмара.
Голова ее сильно болела, и когда она встала, тошнота резко подступила к горлу, и девушка с охом опустилась на постель, сжав голову. Ей хотелось подойти к окну и выглянуть на улицу, но она не могла подняться.
Тогда Ишмерай легла обратно, глубоко вздохнув. Она не знала, сколько времени прошло с тех пор, как ее спасли от солдат, она не знала, что ей делать дальше и как поступят с ней господин Майахоф и Дер Бернхард.
«А если эти узоры вновь проступали на моей коже? — в страхе подумала Ишмерай. — Или когда-нибудь проступят? Они отдадут меня обратно в тюрьму? Меня будут судить? И казнят? Как меня казнят? Как казнят осужденных за колдовство?»
С подобными мыслями девушка пролежала еще некоторое время, пока в комнату не вошла полная, но расторопная Агата, неся тарелку и кружку. Наткнувшись на пристальный взгляд Ишмерай, Агата так удивилась, что пролила на себя молоко из кружки и в замешательстве что-то затараторила.
Вскоре в коридоре послышались шаги, и в комнату вошёл господин Майахоф, бледный и встревоженный. Он подскочил к Ишмерай, взял стул, сел рядом с ее кроватью и выдохнул:
— Ох, нэсчастное дытьа! Как сдоровие твое?
— Благодарю вас, господин Майахоф. Лучше.
— Ты была очень плоха. Мы боялись, что… — он спохватился и посветлел. — Ныне все хорошо!
Он повернулся к Агате, что-то ей сказал, и женщина вышла. Лицо у господина Майахофа было доброе и морщинистое, а глаза сияли мягким грустным светом. Он печально улыбнулся ей, помолчал, а после заговорил:
— Тебе не следует и далее оставаться в этом месте, Ашег`ат. Дер Бег`нхард не сможет всегда быть с нами. Он очень занят. Ему надо много есдить по государству. Он не мошет долго быть далеко от Аннаба. Солдаты придут за тобой.
Ишмерай сокрушенно опустила глаза и тихо твердо произнесла:
— Я понимаю вас, господин Майахоф. Я подвергаю вас опасности. Я уйду. Обязательно уйду, как только вновь смогу ходить…
— Нет-нет-нет! — вдруг затараторил священник, сурово качая головой. — Я не желаю Ашег`ат уходить! И Дер Бег`нхард не желает. Он желает, чтобы ты поехала со мной в Зеесдорф. Там мой дом. Здесь только дела. Здесь опасно. В Зеесдорфе солдаты тебя не снают. В Зеесдорфе нет солдат! Дер Бег`нхард желает так, он желает помочь тебе, он мой друг. И я желаю помочь тебе.
Господин Майахоф опасливо обернулся и заговорил вновь, заговорщически понизив голос:
— Я снаю, что ты явилась сюда не из Унгарн. Твой дом в другом краю, и я чувствую это. Но мы желаем сохранить друг другу жизни, посему будем говорить, что ты из диких земель рядом с Унгарн. Посему забудь об Ашег`ат, если хочешь жить. У тебя ныне новое имя — Альжбета.
— Альжбета? — подивилась Ишмерай, нахмурилась, но смиренно вздохнула: — Хорошо, я буду Альжбета.
— Когда ты поправишься, мы отправимся в Зеесдорф, ибо здесь дела мои кончены. Как и заканчиваются дела Дер Бег`нхард.
Ишмерай кивнула и проникновенно произнесла:
— Куда вы, туда и я, господин Майахоф. Я буду кем заходите, где заходите, когда заходите. И имя возьму себе такое, какое вы захотите.
Священник оживился и, радостно что-то проворковав, спросил:
— Но откуда ты, Альжбета, знаешь этот язык? Кто учил тебя?
— Никто не учил меня, господин Майахоф, — удивилась Ишмерай. — Этой мой родной язык.
— Он не может быть родным, Альжбета, — не менее удивлённо произнёс священник. — Это мёртвый язык.
Ишмерай потрясённо поглядела на него, но ничего не успела ответить: в комнату, постучавшись, вошёл Гер Бернхард, и девушка съёжилась. Этот высокий мужчина с всегда угрюмым выражением лица, спасший ей жизнь, пугал ее всем своим видом.
— Альжбета, — тихо произнёс он, кивнув.
— Дер Бернхард, — прошептала Ишмерай.
Он что-то тихо сказал священнику, и тот спросил Ишмерай:
— Гер Бег`нхард спрашивает, как сдравие твое.
— Сдравие мое… весьма сносно, — призналась девушка, не улыбнувшись, лишь подняв на него все еще испуганный свой взгляд.
— Альжбета… — немного помолчав, проговорил Гер Бернхард на ее языке. — Вы… Вам долшно… уехать с Гер Майахоф в Зеесдорф.
Голос его, произнёсший эти слова на ее родном языке, до того поразил Ишмерай, что она оживилась и выдохнула:
— Я уеду с господином Майахофом в Зеесдорф.
И Дер Бернхард одобрительно кивнул.
— Только я должна буду выучить ваш язык, господин Майахоф, — сказала Ишмерай.
— Я научу тебя, Альжбета, — пообещал тот. — Мне отрадно это.
— Вы спасли мне жизнь, Дер Бернхард, — тихо говорила Ишмерай, а господин Майахоф переводил. — У меня не получается выразить, как благодарна я вам. Я всю жизнь буду благодарить вас, Дер Бернхард. Мне было так страшно, но теперь, зная, что вы не дадите меня в обиду, я буду надеяться на то, что смогу выжить. Благодаря вам. И господину Майахофу.