Наследство последнего императора. 2-я книга

– Наталья! – загремел Кирста и бросился к ней навстречу. – Как так можно! Я же указал в повестке – быть к полудню! А ты? Вот господин следователь специально из Петербурга приехал, чтобы поговорить с тобой лично…

– Из Екатеринбурга, – мягко уточнил Соколов.

– Да всё равно, откуда! – заявил Кирста. – Главное, высокий государственный чин ждёт тебя, а ты совсем совесть потеряла!

Она прошла мимо Соколова, откровенно покачивая бёдрами, уселась напротив Кирсты и сказала томно:

– Мужчина, угостите папироской. И я расскажу вам всё, что пожелаете.

Прикурив, отвела изящно в сторону руку с папиросой и пустила в потолок облако дыма.

– Нет, не турецкие, – недовольно оценила она. – Могли бы и получше даме предложить. А опоздала потому, что хозяин не выпускал. А ему в нос повестку, а он: «Пусть твой капитан подотрется ею!» Представляете, Александр Фёдорович? Это он о вас.

– Мерзавец! – рявкнул Кирста. – Посидит у меня, попляшет! Сгною!

И, спохватившись, – Соколову:

– Прошу простить, Николай Алексеевич, не сдержался. Этот купчишка не меня унизил. Он военный розыск унизил, армию, государство! Закон унизил! Такое нельзя спускать никому!

– Никому, – согласился Соколов. – Дама и есть ваш сюрприз?

– Позвольте представить: Мутных Наталия Васильевна. Самый важный и перспективный свидетель, главный фигурант в нашем деле.

– А ну вас! – отмахнулась Мутных. – Скажете такое – самый главный! Что видела, что знаю – то и сказала. Ничего не придумала.

– Ничего? – переспросил Соколов.

– Наташа – мало сказать, важный свидетель, – сообщил Кирста. – Она лично, своими глазами видела Государыню и всех её дочерей, великих княжон. А брат Наташи служил у большевиков в довольно высоком чине и их охранял.

– Вот как! – удивлённо обернулся Соколов к Мутных. – Какие у вас, однако, высокие политические связи, сударыня!

– Да уж! Тоже скажете, – усмехнулась Мутных. – У меня ещё и подруга интересная есть – Аня Костина. Так она вообще секретарём у очень важного лица. У вождя большевиков Зиновьева. В Петрограде.

– Вы тоже в большевиках состояли? Или до сих пор состоите? – поинтересовался вежливо Соколов.

– Я-то? Я не большевичка, ни капельки. Так что мне теперь – от брата отказываться? Когда маманя его рожала, она ж не знала, что он в большевики пойдёт.

– Конечно! Хорошо понимаю вас, Наталия, – заявил Соколов. – В самом деле, откуда же вы могли знать? И ваша родительница. Только никто вас, Наталья Васильевна не обвиняет в плохих связях. Этак, без сомнения, можно половину народа посадить. Если не у каждого, то у многих в большевиках найдётся родственник или товарищ. Война, революция, катаклизмы разные сильно разъединяют людей. Самые близкие ещё вчера близкие, а сегодня они – враги, непримиримые, смертельные. Взять хотя бы ваших земляков братьев Свердловых. Один, Янкель, подался к большевикам и теперь крупная птица, второй человек после Ленина, а по их закону, и вообще первый. Председатель ВЦИК. Другой, Зиновий, полковник французской армии. Получается – интервент, антибольшевик. Как, интересно, они встретились бы с глазу на глаз? Какие первые слова сказали бы друг другу? Или сразу друг дружку душить начнут? Хотелось бы глянуть. Или Юровский – известный чекистский палач, упёртый большевик. Так этот изменил вере отцов, пошёл против семьи и своей религии, крестился в лютеране. А потом и вовсе безбожником заделался. Так что, уважаемая Наталия Васильевна, ваш случай с братом и подругой – сущий пустяк. Лично я не сомневаюсь, что вы же не состоите в их партии. Явно или тайно.

– Ещё чего! Выдумали! – возмутилась Мутных. – С большевиками в одной партии! Но мне предлагали, – спохватившись, добавила она. – И не один раз. Вот Аню Костину сразу заманили, я ей говорю: «Жалеть будешь: не тех друзей себе выбрала». А вот я свободная. И ничего не боюсь. Ведь я не должна вас бояться – так, господин следователь?

– С какой стати бояться? А зовут меня Николай Алексеевич. Хорошо… Расскажите нам, Наталия Васильевна всё: как увидели семью Романовых, при каких обстоятельствах, как удалось осуществить эту интересную встречу. Или в другом порядке. Как вам удобнее.

– Хорошо, – согласилась Мутных. – Только… – она поёжилась. – Что-то зябко мне. Никак с морозу не отогреться.

– Язык примёрз? – весело поинтересовался Кирста.

– И сильно! – заявила Мутных.

– Сейчас мы тебя отогреем!

Он достал из тумбы стола бутылку вина, початую, бокал, мармелад «Жорж Ландрин» в жестяной банке, расписанной золотыми и красными узорами.

– Угощайся, дорогая ты наша!

Отпив половину из бокала, Мутных влезла рукой в банку, захватила несколько мармеладин.

– А папироску? – спросила капризно. – Только не такую, как давал, а для дамы.

– Конечно, золотая, – Кирста достал из стола пачку папирос «Сальве». – Вот. От сердца отрываю. Всё для тебя, драгоценная.

Прикурив, Мутных выпустила дым прямо в лицо Кирсте.

– Другое дело, – одобрила она. – Это – да, папироски. Как до революции.

Соколов терпеливо ждал, пока Мутных курила и допивала вино. Потом ему надоело, и он многозначительно спросил Кирсту:

– Что ваши замечательные часы показывают?