Наследство последнего императора. 2-я книга

– Даже французские революционеры, – перебил его Ленин, – казнили только главных Бурбонов – Людовика и Марию-Антуанетту. Но дофина пощадили.

– И все-таки, логика всех революций… – упрямо продолжил Свердлов.

– Ах эта логика революций! – насмешливо подхватил Ленин. – Да будет вам известно, любезнейший глава пролетарского государства, что любая логика любой революции, прежде всего, должна подчиняться соображениям настоящей, сиюминутной, и ещё больше – отдалённой политической пользы.

– Но… – поднял правую бровь Свердлов. – Мировая революция, о которой говорили Карл Маркс и Фридрих Энгельс…

– Яков Михайлович, – усмехнулся Ленин и сожалением посмотрел на Свердлова. – Если к вам пришла свежая мысль, о которой я, в отличие от вас, не знаю и догадаться не могу, то уместнее её развернуть на страницах «Правды». Я догадываюсь: вы по своей доброте душевной хотите мне помочь. И напомнить, что говорили святые угодники Маркс и Энгельс в евангелии под названием «Капитал» и в своих апостольских посланиях к пролетариату всего мира. Но, как ни странно, я помню главное: отцы коммунизма твёрдо были убеждены, что социалистическая революция наступит во всех странах Европы одновременно. Или, как минимум, в самых развитых капиталистических государствах. И это по науке. А что в жизни? Социалистическая революция случилась в стране, где капитал едва только начал развиваться. В государстве, представляющем собой самое слабое звено в цепи империализма. Мы знаем, по науке, что движущей революционной силой должен быть промышленный пролетариат. Но в России почему-то всё идёт не по науке, не по марксизму. В первой социалистической революции, в 1905 году, главной движущей силой, как вы знаете, оказались крестьяне. И революция была подавлена не только оттого, что у царя оказался премьером оказался беспощадный Столыпин. Но и потому, что лучшие друзья крестьян, их политические душеприказчики – эсеры – оказались не способны возглавить серьёзное движение. Людей из-за угла убивать – это да, тут эсерам равных нет. А мы тогда были ещё слишком слабы. И поэтому вместо системного политического процесса, Россия получила стихийные бунты, поджоги помещичьих усадеб, грабежи, убийства помещиков, священников, полицейских и другие разного рода зверства. Революционные протесты выродились в пошлый бандитизм.

Свердлов пожал плечами и сказал с лёгкой обидой:

– Не понимаю, товарищ Ленин, зачем вы имеете всё это мне вспоминать. Как будто я тогда жил на Луне. А я таки не на Луне жил, я на Урале был агентом нашего центрального комитета.

Хитро прищурившись, Ленин взял Свердлова под руку и добродушно ответил:

– Да-да, батенька, вы уж простите меня, старика, что повторяю столь элементарные вещи. Но это я к тому, что жизнь сложнее самых красивых теорий. Даже таких замечательных и научно обоснованных, как марксизм. Скажу вам чистосердечно: лично я не знаю, какую истину из своих бород вычесали бы Маркс и Энгельс, окажись они сегодня, сейчас в России, рядом с нами, в этой комнате. Впрочем, полагаю, что они поддержали бы меня и сказали: живой царь сейчас советской власти нужнее, чем мёртвый. Это я сто раз обосновывал. Даже Лев Давыдович со мной согласился.

– Не имею чести знать, Владимир Ильич, о чём вы говорили с Троцким, – смиренно произнес Свердлов, освобождая руку. – Но, наверное, всё надо ещё и ещё раз взвесить. И вывести баланс – в чью пользу сальдо. В смысле, идея, – он посмотрел на Ленина поверх пенсне.

– Идея… – фыркнул Ленин. – Идея здесь глобальная! Планетарная! Троцкий уже продумал, как организовать суд – передавать ход процесса через открытое радио, текстом на разных языках для всей планеты. И вся планета к концу процесса, ужаснувшись преступлениям царизма как политического устройства общества, несомненно, придёт к неминуемому выводу: наш захват власти в октябре был продиктован самой историей. Мы явились единственными спасителями России, а, может, и всей европейской цивилизации, открыв дорогу к подлинному народовластию. И именно поэтому наша власть, советская, в высшей степени легитимна, и в её законности могут сомневаться лишь крайне реакционные, отжившие своё империалистические слои эксплуататорских классов или совсем уже безмозглые политические деятели. Мы суть законные преемники государственной власти империи! Поэтому нас просто обязаны признать все правительства мира! Вот такая идея… была! – отмахнулся Ленин и остро глянул на Свердлова. – А пока… – он вздохнул. – Пока нас изображают мелкой разбойничьей шайкой, которая хватила дубинкой сзади по башке законных правителей страны. А ведь нам не в пустыне жить – без связей, договоров, без международной торговли… И всё из-за ваших вождей неведомого уральского племени, каких-то команчей. Какое дело испортили! Правда, надеюсь, не до конца. Вы, Яков Михайлович, подумайте всё-таки, как нам извлечь Романовых. Контролируйте уральских красных царьков ежедневно, держите их за воротник, чтобы не взбрыкнули в самый неподходящий момент.

Свердлов собирался с ответом недолго.