Наследство последнего императора. 2-я книга

– Сделаем так, Павел Митрофанович. Я вас оставляю здесь. Нельзя ермаковский караван-сарай упустить. Обыщите здесь всё. Найдите его, Павел Митрофанович, непременно. Каждый куст осмотрите, каждую кочку. Очень вас прошу.

– Меня просить не надо. А дальше?

– Дальше я оставляю вам один мотор. Как найдёте… если найдёте, – поправился комиссар, – срочно в город, отыщите врача… Если ещё нужен будет. Не знаю, куда нас заведёт Ермаков и на сколько задержит. Общий сбор в монастыре. Кто прибудет туда раньше, ждёт остальных сутки – максимум.

– А если не дождётся?

– Не дождётся – свободен в своих действиях.

– Что-то не могу понять вас, товарищ комиссар. Как так свободен?

– Полностью. Не свободен только от совести и от здравого смысла. Каждый отправляется по своим делам. Вы, я слышал, в Малороссию хотели бы вернуться? Как раз поспеете к дележу земли. Вы там очень понадобитесь. Как матросский депутат и большевик.

– Какая земля, товарищ комиссар! – с упрёком возразил матрос. – Там немец сейчас, а в Киеве у власти – холуи немецкие, жовто-блакитные.

– Вот и разворачивайте освободительную борьбу, гоните и немцев, и желто-блакитников. Решайтесь.

Комиссар внимательно смотрел в лицо матросу, чуть улыбаясь, и матрос понял: на самом деле его командир хотел сказать другое – я не могу удерживать тебя, ты сам должен выбрать, а лучше бы остался.

– А вы что решили для себя? – неожиданно спросил матрос.

– Я… – помедлил комиссар. – Ещё ничего не решил. Для себя. Но со мной Евдокия. У неё никого нет, кроме нас с вами. И советская власть её вряд ли полюбит. Хотя она вместе с нами выполняла поручения Ленина и Свердлова… Ладно, ещё обсудим. Ищите здесь, а потом ждите.

Когда Яковлев вернулся к автомобилям, красные точки стоп-фонарей внезапно исчезли.

– Куда же теперь? – растерянно спросил Чайковский.

Подошёл и Кнобельц:

– Жду готовый указаний.

– Сделаем так. Товарищ Чайковский остаётся, ждёт Павла Митрофановича, дальше – по обстановке. Грузовик, похоже, в лес завернул. Следуйте за ним, товарищ Генрих.

Они проехали с полверсты, когда Яковлев неожиданно поднял руку:

– Стоп! – приказал он. – Глуши мотор!

Все напряжённо вслушивались в лесную тишину.

– Слышу голоса, – тихо произнесла Новосильцева.

Послышались отдалённый рёв мотора, крики людей, заржала лошадь.

– Они там, – Яковлев указал в лес по левую сторону дороги.

Звук мотора не удалялся. Похоже, грузовик не двигался. Двигатель то стихал, то снова ревел, будто с отчаянием.

– Попался, – сказала Новосильцева.

– Тут везде болота, – добавил Яковлев.

– Элефант в яму, – кивнул Кнобельц. – Слон провалился.

– Надо бы помочь им, что ли, – задумчиво произнес Яковлев. – Евдокия Федоровна, прошу…

Он выбрался из машины, приказал Кнобельцу съехать на обочину и поставить авто за двумя огромными елями. А сам с Новосильцевой двинулся на рёв мотора.

Они углубились в лес метров на триста, как вдруг Яковлев остановился и поднял предостерегающе руку.

– Что? – спросила Новосильцева шёпотом.

– Я что-то услышал. Молчим. Слушай тоже.

Он даже снял фуражку, прислушиваясь.

– Я тоже, – шепнула Новосильцева. – Там, за теми кустами что-то. Или кто-то. Какой-то зверь. Барсук, наверное. Они ночные.

– Или дозор в засаде, – шёпотом возразил Яковлев.

Теперь они оба услышали шорох, затем стон – тихий и тонкий, словно мяукнул котёнок.

Вытащив револьверы, Яковлев и Новосильцева двинулись к кустарнику, за котором что-то темнело на земле.

– Кто здесь? – негромко спросил Яковлев и осторожно взвёл курок.

Никто не ответил. Котёнок мяукнул ещё раз. Яковлев вытащил фонарик и осветил куст.

– Боже мой! – прошептала Новосильцева и бросилась к кусту.

За ним лежала Анастасия, младшая дочь Николая Романова. Они узнали её не тотчас. Её можно было принять за негритянку – лицо сплошь чёрное и вздутое от отёка. Вместо глаз две едва различимые щёлочки. Левое ухо почти оторвано и висело на лоскуте кожи. C левой стороны открытого рта – беззубый провал.

Новосильцева ринулась к ней, обняла и крепко прижала к себе.

– Милая, это мы, – зашептала она. – Я, Глафира, и Василий Васильевич… Мы пришли за тобой. Очнись, детка! Очнись, родная!

В ответ снова пискнул котёнок, потом жалобный голос:

– Мама… разбуди… erwecke mich, das ist so schreklicher Traum… mag es nicht sehen49…

– Всё уже прошло, детка, всё прошло… И сна нет больше, и ты уже проснулась… Я с тобой, всё позади…

– Ранена? – спросил Яковлев.

Новосильцева подняла платье девушки и аккуратно ощупала её. Платье было в крови, но это была не её кровь.

– Странно. Похоже, ни одной раны. И рёбра целы.

– Как это возможно?

– Костя, у неё корсет… Какой-то необычный, сплошной и… что-то там есть. Не понимаю.

Яковлев присел рядом и тоже ощупал странный корсет.

– Это не корсет, – заявил он уверенно и встал. – У неё в бюстгальтер зашиты камни. Явно бриллианты. Понятно, почему её пуля не взяла.

– Бриллианты? – удивилась Новосильцева. – И ты сразу определил? Наощупь? Значит, ты у нас ещё и ювелир.