Наследство последнего императора. 2-я книга

– Я больше чем ювелир, – заявил Яковлев. – Я ведь в недавнем прошлом специалист по буржуйским драгоценностям. Приходилось и ювелирные лавки снимать. Бриллиант на ощупь определить можно сразу. Он невероятно скользкий. Какие ещё камешки не пропустят пулю? Пули порвали бюстгальтер, но от бриллиантов отлетели.

Новосильцева ещё раз приподняла платье девушки.

– Да, – удивлённо согласилась она. – Похоже… Но как же…

Анастасия застонала, блеснул глаз в узкой щёлке отёка. Девушка затряслась и зарыдала, обхватив Новосильцеву и уткнувшись в её грудь.

– Ничего, деточка, ничего, милая… – шептала Новосильцева, продолжая гладить её по голове. – Всё самое страшное позади… тебя больше никто не обидит. Здесь я и Василий Васильевич. Бог тебя спас, хорошая ты моя…

Из Анастасии вырвалось что-то похожее на приглушенный лай домашней собачки. Она подняла лицо и посмотрела на Новосильцеву.

– Та… Та… Таня… – еле выговорила, выталкивая слова из изуродованного рта. – Таня спасла… Па… папу убили… и маму… Увези, Глафирочка, Глаша… спрячь… убьют…

– Спрячу, спрячу! – заверила Новосильцева торопливо. – Ты теперь ничего не бойся! Никому тебя не отдадим.

Судороги охватили Анастасию, но слёз не было, она только попискивала и тряслась, иногда вскрикивая.

Яковлев взял девушку на руки и понёс к автомобилю.

– Вот это… – поразился Кнобельц. И спросил изумлённо: – Кто она? Откуда здесь?

– Детей романовских знаете? – спросила Новосильцева.

– Откуда же мне знайти? Я имел никакое с ними знакомство.

– Младшая, – сказала Новосильцева.

Яковлев осторожно положил девушку на заднее сиденье, Новосильцева укрыла её своей кожаной курткой.

– Есть вода? – обернулась она к австрийцу.

Тот закивал, обежал автомобиль, открыл багажник и принёс две алюминиевые фляги.

– Вода, – протянул он одну Новосильцевой.

– Коньяк, – протянул другую Яковлеву.

Вылив немного воды на ладонь, Новосильцева осторожно омыла лицо Анастасии, которая по-прежнему тряслась, закрыв глаза.

– Сильно бедняжку изувечили, – отметил Яковлев. – Но жива… просто чудо.

– Значит, чудеса возможны, – отозвалась Новосильцева. – Дай коньяк.

Она попыталась влить коньяк в рот девушки, но он вытекал наружу, пока несколько капель не попали в трахею. Анастасия закашлялась, приподнимаясь.

– А теперь выпей! – приказала Новосильцева, прикладывая фляжку к губам девушки.

Та сделал несколько крупных глотков, словно пила воду. Новосильцева даже засомневалась – ту ли фляжку дал ей австриец. Попробовала. Нет, коньяк.

– Теперь ляг и закрой глаза, – приказала она. – И не думай о том, что было. Только о будущем. О том, как мы с Василием Васильевичем тебя спрячем и вылечим.

Девушка кивнула едва заметно и закрыла щёлки глаз. Дрожь постепенно отпускала её.

– Не было печали, – с досадой произнес Яковлев. – Куда же теперь её? Нужен врач.

– Вот как! – неожиданно разозлилась Новосильцева. – А я и не догадалась.

Яковлев укоризненно промолчал, австриец уставился на лес. И Новосильцева неожиданно для самой себя всхлипнула:

– Сил уже моих нет! Когда все это кончится?

Подойдя к Новосильцевой, Яковлев нежно обнял её.

– Очень скоро, через неделю-другую, – пообещал он. – Но как с девочкой?

– Надо подумать…

– Вот что, дорогой Генрих, – заявил Яковлев. – Вы вместе с Евдокией Фёдоровной везите девушку в монастырь. Дуняша, пристрой её там аккуратно, чтоб никто, кроме Магдалины не видел, потом врача поищем.

– А ты? – удивилась Новосильцева. – Остаёшься? Зачем?

– Нужно досмотреть. Меня подберёт матрос. Не приедет – найду способ добраться. Если через сутки не вернусь…

– И не думай! – рассердилась Новосильцева. – Даже не смей! Без тебя нам никуда. Пропадём все. Или забыл, чья власть в городе?

– Где уж нам помнить… – протянул, усмехнувшись, Яковлев. – У них скоро кавардак и суматоха начнутся. Ждать чехов и белых не будут. Так что и совдепу, и чеке не до нас будет.

– Вот уж нет! – возразила Новосильцева. – Как раз в таких суматохах любая власть перед бегством расстреливает направо и налево – заключённых, арестованных, задержанных, подозрительных и особенно тех, у кого рожа кривая.

– Монастырь, по-твоему, не убежище?

– Не знаю. Слишком мы натоптали там.

– У меня имеется… есть хороший предлог… предложенья, – неожиданно подал голос австриец.

– Хорошо, что есть! – нетерпеливо перебил его Яковлев. – Обсудим позже. В городе.

Махнув рукой, он остался у края дороги и дождался, пока в лесной темноте растают красные точки стоп-фонарей автомобиля. Потом осторожно, медленно двинулся в лес. «Как бы в дерево лбом не заехать», – озабоченно подумал Яковлев.

Закрыл глаза, чтобы быстрее привыкнуть к темноте, хотя и не очень густой: середина июля, ночь летняя, полупрозрачная.

Он вышел на неширокую просеку. Здесь было намного светлее – от звёзд и белого обрезка луны, повисшей над вершинами тёмно-синих сосен и кедров. На земле, усеянной сосновыми иглами и шишками, легко можно было разглядеть следы: узкие и глубокие от окованых колёс бричек, а поверх них две широкие колеи от автомобильных шин.