Наследство последнего императора. 2-я книга

Вот и сам грузовичок, и ермаковские люди вокруг него. Брички тоже стоят, лошади фыркают тревожно. Вдали, метров через сто, мелькнул огонёк, и почти сразу потом из него выросло пламя костра, взметнувшись чуть не до небес.

Он спрятался за ствол могучей сосны. Вот почему команда остановилась – левое заднее колесо грузовика попало в яму. И осело глубоко, до оси. Двое укладывали в яму хворост и лапник.

– Ну-ка ещё раз, – скомандовал Ермаков. – Раз-два взяли! Раз-два, раз-два…

Ревел надсадно мотор, правое колесо было неподвижно. В чавкающей яме бешено крутилось левое, метало грязь и куски хвороста, зарываясь всё глубже в болотную землю.

Мотор чихнул два раза и заглох. Из кабины выбрался водитель Люханов, подошёл к капоту, щёлкнул задвижкой и поднял левую половинку. Потом обернул руку тряпкой и с усилием снял пробку радиатора. Со свистом вырвался пар, затем выплеснулся кипяток.

– А чтой-то самовар у тебя! У цыгана на ярмарке купил? – крикнули ему.

– Распаявшись твоя молотилка!

– Давно дырявая!..

– Ну, Люха, молодчина! Угостишь чаем-то?

– Молчать! – крикнул Ермаков. – У кого есть соображения?

– Верёвкой скаты обвязать, ну, вроде как цепями? – предложил красноармеец.

Водитель вставил пробку в радиатор, присел на ступеньку кабины, достал из кармана кисет, четвертушку газеты и стал скручивать цигарку.

– Вяжи не вяжи… – сказал он равнодушно, чиркнул шведской спичкой о штанину и прикурил.

– Так вяжем верёвки или нет? Ну! – вскинулся Ермаков.

– Вяжи, коль хочешь, – махнул рукой Люханов.

Двое солдат обвязали заднее колесо грузовика верёвками. Снова затарахтел мотор, полетела во все стороны грязь, опять запахло гнилью, теперь разогретой.

– Стой, передохни! – крикнул Ермаков. – Бесполезно. Только и делов – до трясины дошли.

Люханов снова заглушил мотор, высунулся из кабины, но выходить не стал.

– А вагой поднять? – спросил его Ермаков.

– Можно и вагой, – равнодушно сказал Люханов. – Только без смысла трясину ворошить. Сами не справимся.

– Тогда сиди тут, сторожи свою лоханку, наши подъедут на моторе. Вытащат тебя.

– Жду, – ответил Люханов.

– Ну, кореша, – закричал Ермаков. – Все сюда! Перегружать покойников будем. Подать их царским благородиям карету! С простыми кучерами доедут.

Послышались смешки, к заднему борту грузовика подвели пролётки. Двое открыли борт, сняли сукно с трупов, бросили на одну из пролёток.

Но когда начали тащить первый труп (это была Александра), лошади вдруг дико захрапели и рванули пролётки в сторону.

– Стой! Стой! Тпрууу! – закричали солдаты, а Ермаков громче всех.

Лошадей остановили, снова повели к автомобилю, но они всё не могли успокоиться. Дико косили глазами в сторону трупов, боязливо фыркали и крупно дрожали.

– Ничего, ничего, парнишка, – подошёл к вороному мерину Ермаков и стал оглаживать его по шее. – Мертвяков испугался? А напрасно, они не кусаются. Оттащи их на место, а там и домой пойдёшь, овёс лопать.

Очевидно, конь понял Ермакова. Дрожать перестал, однако же, прижимал уши к голове и поглядывал в сторону, выискивая момент, чтобы удрать от мертвецов подальше.

– Карета подана! – крикнул Ермаков, подводя пролётку к заднему борту грузовика.

Хохотнули солдаты, стаскивая трупы из кузова.

Вытащили труп Николая, с несколькими дырами в груди, окаймлёнными чёрными кольцами крови. Лицо его, тоже в нескольких ранах, было совершенно спокойным, словно он хотел сказать всем: «Ну, наконец. Долго же я ждал своего освобождения».

Потом выгрузили Демидову. Платье спереди у неё было чёрное от крови.

Уже потом, спустя пятнадцать лет, Яковлев узнал: латыши добивали Демидову, когда с изумлением обнаружили, что Демидова не только не убита – даже не ранена. Все пули, ей предназначенные, застряли пуховой подушке, которую Демидова принесла сверху. Анна Стефановна отбивалась от латышей и кричала: «Меня Бог спас! Бог спас меня!»

Но Бог её не спас. Латыши деловито, по-крестьянски основательно, разворотили ей штыками живот. Левой части лица у неё не было – сплошная чёрная лепёшка от удара прикладом.

С трудом двое солдат и рабочий уложили Демидову на пол пролётки.

– Ну, коровища, – сказал солдат, сплёвывая. – Мужику бы такую стать.

– Разговоры! – крикнул Ермаков.

Вороной конь опять всхрапнул и дёрнул в сторону. Труп Николая свалился на землю.

– Держи, оглоеды, держи их! – заорал Ермаков. – Да лошадь держи, дубина стоеросова! – крикнул он рабочему. – Поднимай его величество ещё раз, пусть второй раз попробует, можа, теперь ему понравится…

Раздались два-три смешка, трое взяли труп, но положили не на скамью, а рядом с Демидовой.

Сюда же погрузили Александру. У неё были два пулевых ранения в голову, длинные седые волосы частью растрёпаны, частью слиплись от засохшей крови в космы. На бывшую императрицу бросили тело Труппа с застывшей открытой челюстью, и поверх всех – труп доктора Боткина, большой и тяжёлый.