– Я бы понял, если бы ты поцеловала его, – говорит Сэм. – Я знаю, что… полагаю, мои слова…
Я жду, пока он договорит, но он обрывает фразу. Просто умолкает, словно ему не по силам попытаться облечь свои мысли в слова.
Я понимаю, что он чувствует.
Сэм снова включает горелку и продолжает делать сэндвичи.
– Ты – в безысходной ситуации, – говорю я. Я хочу, чтобы он знал, что я понимаю, что он переживает. Но я никогда не могла бы понять этого по-настоящему, разве не так? Я не представляю себе, что значит сейчас быть на его месте.
– Ты тоже, – говорит он.
Мы оба играем в одну и ту же игру. Мы хотим дать понять, что мы разделяем чувства друг друга, но дело в том, что мы теперь – по разные стороны баррикад и смотрим друг на друга, пытаясь представить, какой теперь будет наша жизнь.
Я наблюдаю за тем, как он прищуривает глаза, как от напряжения во всем теле расправляются его плечи. Я наблюдаю за тем, как Сэм намазывает масло на хлеб.
Возможно, я понимаю его лучше, чем мне кажется.
Сэм готовит своей невесте сырный тост, волнуясь из-за того, что она может оставить его.
Ему страшно потерять любимую женщину. Чаще всего на этом свете люди боятся именно этого.
– Давай я помогу тебе, – говорю я, делая шаг вперед в направлении сковородки и беря лопаточку из его рук.
Я мастерски орудую лопаткой.
Я не слишком хорошо разбираюсь в том, чем сдобрить невыразительный суп, и не имею никакого представления о том, какой сыр с чем сочетается. Но покажите мне недожаренный омлет, и я переверну его с легкостью прирожденного шеф-повара.
– Продолжай намазывать маслом, а я переверну, – говорю я.
Он улыбается, и, честно говоря, это производит не меньшее впечатление, чем солнце, пробивающееся сквозь тучи.
– Ладно, – говорит Сэм. – Он с удвоенной силой намазывает масло на ломтик хлеба. Масло такое желтое.
До того как мы с Сэмом встретились, я хранила пачки дешевого масла в холодильнике, и когда мне нужно было сделать тост, я отсекала его крохотными кусочками и тщетно старалась распределить холодное месиво по горячему тосту, как женщина в надоевшей сценке из рекламного ролика.
Когда мы с Сэмом поселились вместе, он привез совсем маленький фарфоровый контейнер и поставил его на столешницу, когда я открыла его, мне показалось, что в лужице воды плавает перевернутая вверх дном чашка с маслом.
– Что, черт побери, это такое? – спросила я его, включая тостер. Сэм убирал бокалы в кухонный шкаф и, услышав мои слова, рассмеялся и посмотрел на меня.
– Это французская масленка, – сказал он, слезая со стула-стремянки, которым обычно пользовался, и выправляя коробку для бокалов. – Масло хранят в верхней части, а на дно наливают холодную воду, поэтому масло остается охлажденным, но легко размазывается. – Он сказал это так, словно это всем известно, словно одна я такая дура.
– Я исколесила всю Францию, – сказала я, – и никогда не видела ничего подобного. Почему масло такое желтое? Это какой-то сорт высококачественного натурального масла?
– Это обыкновенное масло, – сказал он, хватая другую коробку и начиная выгружать ее содержимое в выдвижной ящик для столового серебра.
– Это не обыкновенное масло! Я взяла в руки верхнюю часть масленки, чтобы продемонстрировать ему, словно он спятил. – Обычное сливочное масло – светло-желтого цвета, это масло желтое-желтое.
– Я услышал только, что сливочное масло – желтое-желтое.
Я засмеялась.
– Думаю, мы с тобой говорим об одном и том же, – сказал он. – Масло – желтого цвета.
– Признайся, что с этим маслом что-то не так, – сказала я, делая вид, что учиняю ему допрос. – Признавайся сейчас же.
– Это – не «Land O’Lakes»[15]
, если ты об этом.Я рассмеялась ему в лицо.
– «Land O’Lakes»! Мы с тобой кто, Билл и Мелинда Гейтс? Я покупаю масло в сетевом магазине. Оно носит точно такое же название, что и супермаркет, где я его покупаю.
Сэм вздохнул, поняв, что попался, и признался:
– Это совершенно натуральное, экологически чистое масло без гормонов и растительных жиров.
– Вот это да, – проговорила я, реагируя так, словно сражена наповал. – Ты думаешь, что знаешь человека…
Взяв масленку из моих рук, он гордо положил ее на столешницу, словно говоря, что она получила официальное признание в нашем доме.
– Может, оно и стоит вдвое дороже обычного масла, но как только ты попробуешь его, больше никогда не будешь есть обычное масло. И оно станет для тебя привычным.
После того как мы полностью распаковали кухонную утварь, Сэм взял хлеб и отрезал от него два ломтя. После чего он положил их в новенький тостер. Когда хлеб поджарился, я увидела, с какой легкостью он намазывает на ломти масло. А потом, откусив кусочек, я вытаращила глаза от изумления.
– Классно, – сказала я.
– Понимаешь? – спросил Сэм. – Кое в чем я прав. Теперь я собираюсь уговорить тебя завести домашнего питомца.