Настоящая любовь

Я не уверена, что платоническую любовь можно отделить от физической. Или, возможно, у меня слишком развито осязание. В любом случае слов «Я люблю тебя» для меня недостаточно. Слова кажутся такими мелкими по сравнению с тем, что происходит у меня внутри. Мне необходимо показать это. Мне необходимо удостовериться в том, что ощущения так же волнующи, как слова.

Я наклоняюсь к нему и целую. Я прижимаю его к себе. Я прислоняюсь к нему всем телом, позволяя его рукам ласкать мою спину. Я слегка отталкиваю назад скамейку, чтобы освободить себе пространство и сесть верхом ему на колени. Я очень медленно раскачиваюсь туда-сюда, обнимая его, и шепчу ему на ухо:

– Ты нужен мне.

Сэм целует меня так напористо, словно отчаянно желает меня.

Мы не доходим ни до кровати, ни до кушетки. Мы всего лишь неуклюже сползаем на кухонный пол. Наши головы бьются о твердую древесину, локти – о кухонные шкафы. Мои брюки отлетают в сторону. Его рубашка тоже. Бюстгальтер остается под холодильником, рядом с носками Сэма.

Стеная и задыхаясь, мы с Сэмом не размыкаем век, за исключением тех моментов, когда смотрим прямо в глаза друг другу. Именно в такие моменты я уверена, что он понимает то, что я пытаюсь донести до него.

Суть в том, что это единственное оправдание того, что мы делаем.

Нам действительно наплевать на удовольствие. Мы страстно стремимся к тому, чтобы один из нас почувствовал другого, к тому, чтобы понять друг друга. Наши движения говорят о том, что у нас на душе, говорят то, что не выразить словами. Мы соприкасаемся, пытаясь прислушаться друг к другу.

В конце я чувствую, что прижимаюсь к нему грудью, как будто проблема в том, что мы разделены, как будто я способна соединить наши сердца, и когда я достигну этого, боль уйдет.

Когда все кончено, Сэм в изнеможении сваливается на меня.

Я прижимаюсь к нему, обхватив его руками и ногами. Он пытается подняться, а я прижимаю его еще крепче, не размыкая рук и ног.

Не знаю, как долго мы так лежим.

Клянусь, я почти уснула, когда Сэм возвращает меня к действительности, оторвавшись от меня и перекатившись на пол, он занял место между мной и посудомоечной машиной.

Перевернувшись, я просовываю голову ему под мышку, надеясь, что наша отсрочка еще не окончена и еще рано возвращаться к реальности.

Однако понимаю, что она окончена.

Сэм одевается.

– Он – твой муж, – говорит Сэм. Он говорит тихо и спокойно, словно сейчас, кроме этого, его ничто больше не задевает. Я полагаю, что такое часто случается, когда речь идет о чем-то ужасном, кажется, что тебе внезапно нанесли удар, хотя час назад ты ждала именно этого удара. – Он – твой муж, Эмма.

– Он был моим мужем, – говорю я, хотя не уверена, что это истинная правда.

– Это игра словами, разве не так?

Я беру рубашку и натягиваю ее на себя, но не отвечаю. Мне нечем успокоить его. Да, это – игра словами. Мне кажется, что я приближаюсь к такому периоду своей жизни, когда слова и обозначения потеряют всякий смысл. Значение будет иметь только желание, скрывающееся за ними.

– Я так жалок, чувствую себя разорванным на куски, – говорит Сэм. – Но дело не во мне, верно? Он провел три года затерянным в океане, не важно, где. А ты считала себя вдовой. Я же – просто кретин.

– Ты – не кретин.

– Нет, я – кретин, – говорит Сэм. – Я – тот самый кретин, который стоит у вас на пути, мешая воссоединиться.

Мне опять не хватает слов. Потому что если заменить слово «кретин» словом «мужчина», тогда, да, это будет звучать как «Я – тот самый мужчина, который стоит у вас на пути, мешая воссоединиться». Он прав.

Если бы в тот день, в музыкальном магазине, я не наткнулась на Сэма, если бы мы не полюбили друг друга, в моей жизни не было бы дней счастливее, чем эти.

А теперь я совершенно сбита с толку.

На минуту я позволяю себе задуматься о том, какой была бы сейчас моя жизнь, если бы ничего не случилось, если бы я так и не решилась переехать.

Я могла бы не переезжать. Я могла бы отгородиться от мира и продолжать любить. Я могла бы пригвоздить имя Джесса к своему сердцу и каждый день жить из уважения к нему, в память о нем. Так было бы легче, в каком-то смысле.

Вместо того чтобы написать ему то письмо, где я говорю о том, что мне необходимо отпустить его и жить дальше, я могла бы проводить свои дни, ожидая, что он вернется оттуда, откуда, как я думала, он не мог вернуться никогда. Я могла бы мечтать о невозможном.

И вот теперь моя мечта осуществилась бы.

Но я отказалась от нее, я ушла и обрела новую мечту.

И поступая таким образом, я убиваю всех нас.

Невозможно хранить верность двум мужчинам.

Невозможно стремиться к тому, чтобы исполнились обе мечты.

То есть Сэм во многом прав.

Он – джокер.

В этом ужасном и восхитительном ночном кошмаре мечта становится правдой.

– Мне как будто снова восемнадцать лет, – говорит он. – Я люблю тебя, и ты со мной, а теперь я в ужасе от того, что ты во второй раз уйдешь от меня к Джессу.

– Сэм, – говорю я, – я не…