Настоящая принцесса и Снежная Осень

Цапайтесь-цапайтесь, злорадно подумала Лиза и тоже двинулась в фойе. Раздрай во вра­жеских рядах — за неимением лучшего большой подарок. Это она еще прошлым летом уяснила, когда колдуны из шара вырвались и тоже сразу цапаться начали. Плотно прижимая пачку нот под мышкой, Лиза остановилась посреди фойе на шахматных мраморных плитах и покрутила го­ловой. Кто вяло бродил взад-вперед, пытаясь со­греться, кто кучками дремал на диванах, кто в который раз прижимался хлюпающим носом к плотным шторам, за которыми были глухие жа­люзи, а за ними, кажется, еще и тонированные стекла. Со второго этажа, из разгромленного бу­фета, доносились приглушенные голоса, бряка­ние и звякание, но там, похоже, уже подъедали последнее. В воздухе по-прежнему светились те же белые шары, и теней от них было больше, чем света, а пальмы казались покрытыми не то пле­сенью, не то инеем. Но, в принципе, прочитать партию можно.

«Нет, одной мне нипочем не разобраться!» — Лиза поудобнее перехватила ноты и решилась:

Эй!

По фойе разнеслось эхо. Несколько человек обернулись.

Эй, а кто-нибудь в композиции понима­ет? — робко спросила она в недоверчивые уста­лые лица.

Ну, я, — рядом с Лизой неизвестно отку­да возникла Маргарита. Опять она!

А... а больше никто? — ляпнула Лиза. Настороженная Маргарита насторожилась еще больше и покосилась на пачку нот.

А чем я тебе не подхожу? — процедила она, подозрительно сощурившись.

Нет, я так... я вообще... — Лиза вконец стушевалась. Почему-то советоваться с челове­ком, который сидит возле Паулины как приши­тый, совсем расхотелось.

Ты скажи, помочь чем? — голос у Марга­риты был холодный.

А вдруг она теперь шпионить за мной будет? Зря я на рожон полезла, расстроилась Лиза.

— Нет... я сама... спасибо большое... я еще поспрашиваю... я пойду лимонаду... — забормо­тала она и, напустив на себя деловитый вид, направилась к лестнице иа второй этаж. Потом обернулась — непонятная Маргарита куда-то делась, вот и хорошо, вот и замечательно, не надо нам никакой Маргариты, мы сами.

Лиза ушла в угол, на толстый плюшевый диванчик, воровато огляделась, разложила на сиденье пачку нот и стала просматривать свою партию. А потом вытащила из середины один- единственный листок.

Это была очень красивая музыка, несказан­но красивая и несказанно тоскливая. Соло для виолончели — Лиза определила это даже по не­скольким строчкам, косым летящим почерком записанным на нотном листке. Но главное было в другом. От этой музыки все казалось неваж­ным, и все прочие звуки стихли, и те, кто бро­дил по холлу, стали как смутные тени. В этой музыке было все — и тяжелые свинцовые вол­ны, взбегающие на гранит, и пронизывающий до костей ветер, и неосвещенные улицы, и тем­ные окна домов, и крысиные полчища, и все- таки эта музыка была красивой.

Виолончель неторопливо, вкрадчиво расска­зывала о вымершем городе, о том, как воет ле­дяной ветер в ущельях пустых улиц, ворожи­ла, кружила, как поземка, как пыль, город мол­чит, и нет никого, никого, и никогда уже не будет... Мурашки побежали у Лизы по спине, когда она поняла, что где-то здесь вступает скрипка, ее скрипка, ну да, ну конечно, вот от­сюда и начинается моя партия.

А низкий голос виолончели пел сначала не­громко и печально и как будто даже спокойно — вот видишь, город мертв, все уже произошло, ни­чего не поделаешь, и вдруг взлетел, взвыл и заме­тался, как взбесившаяся каменная нечисть, за­гремел железом крыш, грохнул настежь распах­нутой дверью в дом, где никто уже не живет. И где-то рядом тоненько заплакала скрипка, за­скулила, как потерявшийся щенок, закричала, как живой человек, надрывно, отчаянно, пронзи­тельно, а виолончель глумливо смеялась — да, да, плачь, так и будет, так и есть.

Черные ноты мельтешили перед Лизой, и ее затягивало в этот обрывок партии, как в боло­то. Она не могла отвести глаз от исписанного листка — взгляд притягивало, как магнитом, он примерзал, как тогда к серому экрану, на котором появился Изморин, и вот застыл на какой-то черной черточке, линейке, почему-то проведенной с очень сильным нажимом.... Да нет же, она растет, она превращается в черную щель, а щель — в колодец тьмы, и Лиза падает туда, и уцепиться не за что... падает в пустоту, в темноту, тошнотворно медленно, не чувствуя ни рук, ни ног...