Наступит день

А редактируемая Софи Иранперестом "Седа" даже сообщила, что его величество обещает крупную награду тому, кто первый принесет ему весть о падении Москвы.

Риза Гахрамани ясно отдавал себе отчет в том, что решающим фактором сейчас является всемерное поддержание в членах организации, в демократических слоях и рабочих массах боевого духа и веры в несокрушимую мощь, в конечную победу Советской Армии.

Один случай в депо еще более утвердил Ризу Гахрамани в этой мысли.

Во время обеденного перерыва рабочие депо, как всегда, говорили о войне между Советами и Германией.

- Как может гореть свеча, когда на нее со всех сторон дуют? - грустно сказал один из старых рабочих. - Одна была у нас надежда на Советы, и ту стараются развеять по ветру. Тогда придется навеки похоронить всякие мечты о свободной жизни...

Слова старика сильно подействовали на Ризу Гахрамани. Они не только отражали тяжелые настроения рабочих, но указывали на слабость работы организации, которая не сумела довести истину до всего народа. А как это было необходимо! Риза Гахрамани тут же нашел стрелочника Рустама и поручил ему поздно вечером собрать товарищей.

Первыми в лачужку Рустама пришли Серхан и Ферида.

Собрание было бурным.

- Без Советов наша борьба бесцельна, - сказала Ферида, подробно рассказав товарищам о том, что она видела и слышала в народе. - Не будет Советов - мы ничего не добьемся. Я предлагаю написать письмо советским бойцам, которые борются против нацистов... Мы напишем, что сердца наши всегда с ними. Ведь они сражаются не только за себя, но и за нас, за наше светлое будущее.

- За будущее людей труда всего мира, - добавил ее муж.

- Дельно говорите, - вмешался Риза Гахрамани. - Решено! Напишем такое письмо и пошлем! Пусть советские люди знают, что их иранские друзья не спят и делают все, что в их силах.

Он достал из кармана аккуратно сложенный вчетверо лист писчей бумаги и старую ручку и задумался.

Когда письмо было готово, его прочитали вслух. По настоянию Фериды прибавили в конце еще одну фразу: "Наши сердца сжимаются от боли, оттого что в такой тяжелый день мы не можем оказать вам более реальной помощи".

Риза Гахрамани начисто переписал письмо, вложил в конверт и запечатал.

- Перейдем теперь, товарищи, к нашим очередным делам. Положение у нас, как вы сами знаете, - трудное. Антисоветская пропаганда отравляет сознание народа, сеет панику... - начал он.

- Но есть и другая сторона дела, - вставил Серхан, внимательно слушавший Ризу Гахрамани, - уж слишком много кричат наши враги... Значит, у них самих что-то неладно. Они сами в панике, но стараются это скрыть...

Его поддержала Ферида:

- Я много бываю среди народа и вижу, что вся его любовь на стороне советских войск. Надо учесть, что эти настроения сильнее лживой пропаганды.

Подумав, Риза Гахрамани согласился. Он понял, что за шумихой, которую изо дня в день поднимают официальные круги и тегеранские газеты, прежде всего кроется их собственный страх и отчаяние.

- Я как-то упустил из виду эту сторону дела. Тем легче нам будет разбить вражеские козни, - сказал он мужественно.

И собравшиеся решили выпустить новую листовку, а также усилить устную пропаганду. Напечатать листовку в Тегеране не представлялось никакой возможности. Поэтому Серхану было поручено организовать это дело через товарищей в городе Сари и готовые уже листовки доставить в Тегеран.

Риза Гахрамани спросил Фериду о положении Хавер. Впервые Ферида почувствовала себя виноватой и смущенно опустила голову.

- Та нищенка куда-то исчезла, и я не могла установить связи с Хавер, призналась она. - Но если хотите, я сегодня же отправлюсь к ней сама.

- Ни в коем случае, - строго сказал Риза Гахрамани. - малейшая неосторожность может погубить всю организацию. И вообще в настоящее время нельзя привлекать Хавер ни к какой работе. Но надо во что бы то ни стало доставить Хавер немного денег, чтобы она не нуждалась. Вот и все.

Затем Риза Гахрамани прочитал письмо, полученное от Курд Ахмеда. Оно сплошь состояло из намеков и условных выражений, поэтому после каждой строчки он останавливался, чтобы разъяснить товарищам смысл послания.

Курд Ахмед сообщал, что, покончив с делами в Курдистане, он двинется в Тебриз, откуда отправится в Ардебиль, и только тогда вернется в Тегеран. Он был доволен своей поездкой; особо подчеркивал он усиление революционных настроений среди курдов, их готовность при первой же возможности подняться с оружием в руках против деспотического режима.

Затем Риза Гахрамани посмотрел на часы и сделал знак Рустаму:

- Уже время!

Рустам сделал знак жене, та сейчас же поднялась, вынесла обоих спавших детей во двор, уложила их там на одеялах, а сама села возле них у калитки.

Рустам запер дверь и вытащил из-под набросанного в углу хлама радиоприемник. Все затаив дыхание тесным кольцом окружили его.

Москва говорила на персидским языке, и голос диктора звучал так спокойно и уверенно, точно шел он не из затемненного города, над которым летают германские бомбардировщики, а из неприступной крепости.