Наступит день

Ризван с Серханом должны были ехать в Гилян и Мазандеран. На южные, нефтяные промыслы, по совету Керимхана Азади, решили послать с брошюрами Гусейна Махбуси, который был из Эхваза и хорошо знал южные провинции. Это было первое серьезное поручение, которое они давали Гусейну Махбуси. Он был уже предупрежден о поездке в Эхваз, но о цели поездки еще ничего не знал.

Они решили собраться вечером и посовещаться вместе. Вернувшись из университета, Фридун сидел после обеда в своей комнате и думал о работе организации, о будущем, о том, как много еще надо сделать, и перед его мысленным взором открывалась картина предстоящих боев. Ему казалось, что начатое дело должно непременно завершиться успехом. На общественной арене все более и более резко размежевывались две силы. Одна из них несла на своем знамени свободу и труд, другая — насилие и гнет.

Фридун ни минуты не сомневался, что в Иране борьба между этими двумя лагерями увенчается победой лагеря труда и свободы… Тогда-то наконец для родной земли начнется прекрасная веска подлинно свободной жизни!

Каждый раз, отдаваясь этим мечтам, Фридун восторженно думал о великой Советской державе: "Оттуда по всей земле распространяется свет немеркнущего солнца, озаряя самые темные ее уголки.." При этом он чувствовал, как укрепляется его воля, как вливаются новые силы в его грудь, как радостно бьется сердце.

Советы были в его представлении другом, верным и непоколебимым другом всех угнетенных наций. И красное знамя было для него вечным символом будущего счастья всех угнетенных людей земли. Путь к светлому будущему родины, к счастливой жизни родного народа проходил под живительными лучами этого великого стяга.

Так думал не один Фридун. Так думали и Курд Ахмед, и Риза Гахрамани, и Арам Симонян, и тысячи, сотни тысяч тех, кто стремился к свободе, кто хотел избавиться от голода и нищеты, от произвола и насилия.

В этом — и именно в этом — видел Фридун причину лютой ненависти реза-шахов, хикматов исфагани, хакимульмульков к Стране Советов, к этой могущественной и несокрушимой крепости свободы…

Стук в дверь оторвал его от заветных мечтаний. Шофер Шамсии привез от нее письмо. Девушка просила его к восьми часам быть обязательно в Шимране. Фридун заколебался — в девять часов они должны были собраться у Арама Симоняна. В конце концов он решил ненадолго заехать к Шамсии, а уже оттуда отправиться на собрание.

В Шимране его встретила сама Шамсия. Фридун сразу обратил внимание, что в девушке не было и следа обычной для нее почти детской резвости и веселого лукавства. На ее красивом лице лежала на этот раз печать глубокого раздумья.

Шамсия усадила Фридуна на скамью под большой чинарой и ушла, сказав:

— Подождите здесь минутку, с вами хочет говорить сертиб Селими.

В голове Фридуна мелькали, сменяя друг друга, сотни разных мыслей. Он старался угадать — смогли ли Шамсия и сертиб Селими найти общий язык, миновала ли опасность, грозившая сертибу.

— Вы, вероятно, не ожидали встретиться со мной? — сказал, подходя, сертиб и, не дожидаясь ответа, перешел к волновавшему его вопросу. — Вы оказались правы, дорогой Фридун, — горячо заговорил он. — Я понял, что деспотический строй глубоко враждебен народу и нашей родине. Я смог убедиться, что он — злокачественная язва на теле народа. А единственное средство избавления — вырезать эту язву.

И сертиб Селими коротко рассказал Фридуну о своем свидании с Реза-шахом.

— Питаясь вредной иллюзией, я бесплодно растратил лучшие годы своей жизни. Теперь раскаяние грызет меня. Кто в силах вернуть мне хотя бы один из тех дней, когда я возлагал всю свою надежду на якобы обманутого придворными монарха?! — произнес сертиб с горечью.

Фридун почувствовал всю силу отчаяния, охватившего сертиба Селими.

— Нет, нет! — поймав его взгляд, продолжал сертиб Селими. — Вы не думайте, что я бесплодно справляю тризну по ушедшим дням. Что может быть глупее — совершив ошибку, лить слезы раскаяния? Именно потому, что я понимаю всю глубину моих заблуждений, я хочу перейти к решительным действиям.

— В чем же будут заключаться эти действия?

— Я решил, объединив всех честных людей, поднять, их против гнилого шахского режима. У меня одна цель — пусть ценой. своей гибели, но добиться свободы и независимости родины. У меня много преданных и смелых друзей среди военных и интеллигенции. А вы близки к низам, к людям труда. Отныне наш с вами долг — объединить эти две силы.

— Приветствую ваше решение, — сказал Фридун и протянул руку сертибу Селими. — Пора, давно пора!

Это была первая честная и сильная рука, которая была протянута сертибу Селими на избранном им новом пути. Он крепко пожал эту руку.