— Возьми привяжи… — сказал приказчик, протягивая повод своего коня. Почему не открывал ворота, а?
Мамед бросил повод и шагнул во двор. Он подошел к туше и начал поворачивать ее.
— Хороший шашлык получится, — проговорил он и обернулся к жандарму. — Я же говорил, что это честнейший человек! Вон посмотри, как он встречает гостей.
— Мясо отменное, слов нет, — сказал Али, осмотрев тушу. — Но я есть не буду. Клянусь твоей жизнью, Мамед, даже не дотронусь! Пусть проклятье падет на моего родителя, если в рот возьму!
— Постишься, что ли? Или зарок дал?"
— Да нет, не в том дело, но сколько можно есть мяса? Куда ни приезжаю мясо, в какой дом ни вхожу — шашлык. Опротивело. К тому же, мужик никогда не подаст ничего вкусного. Или заморенный теленок, или старая корова.
— Да ты посмотри как следует! Ведь это еще совсем молодой баран.
— Пусть будет хоть месячный ягненок, не возьму в рот. Я же сказал тебе — приелось.
Он оглянулся на курятник, где возились куры, устраиваясь на ночлег, и повернулся к Сари.
— Эй, тетка, — сказал он, не замечая в сумраке горевшей в ее глазах ненависти, — вытащи-ка пару молоденьких курочек!
Сария молча обернулась к мужу, который вел лошадей за узду. Малые дети озябли и еще теснее жались к матери.
Лишь Гюльназ стояла на месте, вытянувшись во весь рост в гордо подняв голову.
Приказчик Мамед, бросил взгляд на стройную фигуру девушки, невольно вспомнил гумно.
— Эй, девушка, — резко сказал он, — принеси воды, полей на руки. — И стал засучивать рукава.
Гюльназ посмотрела на него, перевела глаза на отца и не тронулась с места.
"Пришла беда, отворяй ворота!" — пробежало в голове Мусы. И он решил на этот раз попытаться добром отвести грозу.
— Принеси воды, дочка, — обратился он к Гюльназ. — Он наш гость, надо уважить… — Затем повернулся к прибывшим: — Пожалуйте в дом, сейчас все будет готово. Пожалуйте!
Приказчик Мамед еще раз окинул Гюльназ маслеными глазками и неожиданно сказал:
— Послушай, Муса, почему не выдаешь дочку замуж? Чем раньше избавишься от девушки в доме, тем лучше. Для кого бережешь такую красавицу?
— Господин Мамед, неудобно вести такие разговоры при женщинах и детях. Пожалуйте в комнату! — еле сдерживая гнев, проговорил Муса.
Приказчик перевел все на шутку:
— Да ты не сердись, дядя. Я ничего обидного не сказал. Просто хочу, чтобы ты поскорей позвал нас на свадьбу.
Войдя вслед за приказчиком в комнату, старший жандарм положил руку на плечо Мусе.
— Ты должен радоваться тому, что аллах даровал тебе такое сокровище. Клянусь верой, я не променял бы такую девицу на сундук с деньгами.
Чтобы не продолжать этого разговора, Муса спросил непрошеных гостей:
— Что прикажете на ужин?
— Ничего я не хочу, — сказал Мамед, — кроме жареной печенки, двух вертелов шашлыка из бараньего бока и простокваши. Привычка! Если не поем перед сном простокваши, не могу уснуть. Что касается господина жандарма Али, пусть заказывает сам.
— Хорошо бы чихиртму из цыплят. Осенние ночи располагают к еде.
— И в самом деле, — прервал его приказчик, — ничего не может быть хуже осенней ночи! Кажется, нет ей конца. Ешь, пьешь, играешь в карты, слушаешь рассказ дервиша, ловишь Лондон, а ночь все не кончается. Послушай-ка, дядя Муса, а что, если б ты раздобыл бутылки две живительной, а? Или ты предпочитаешь опиум? Этого у меня достаточно, я даже тебе дам… Только грех есть такое мясцо без живительной, И проку от него не будет никакого. Заклинаю тебя святым Мешхедом, куда ты совершил паломничество, не откажи нам, раздобудь бутылки две этой желанной отравы.
Его прервал старший жандарм.
— И что тебе далась эта водка? У меня в хурджине и коньяк и ширазское вино. Принеси-ка хурджин, старик!
— Ты еще молод, — рассмеялся в ответ приказчик, — молод, господин мой, и неопытен!.. Дело, милый друг, вовсе не в водке, — перешел он на шепот. Мне надо спровадить этого старика. Понял?
Тем временем Муса принес хурджин и поставил в угол комнаты.
— Жена, — позвал он Сарию, — принеси воды, дай господину помыть руки и разверни скатерть.
Постелив скатерть на полу и расставив посуду, Сария вышла. Жандарм достал из хурджина и раскупорил бутылку коньяку.
— Держи! — сказал он, протягивая одну из пиал Мамеду. — Выпьем за здоровье дяди Мусы!
Муса отвернулся и пробормотал про себя:
— Проклятье вам!
Гости опорожнили пиалы и принялись за поданную Мусой жареную печенку. Приказчик повернул лоснящееся лицо к Мусе, почтительно стоявшему у дверей, и сказал, едва ворочая языком:
— Послушай, дядя Муса, может, все-таки попробуешь достать нам бутылочку водки…
— Тут в селе водки не бывает, — твердо ответил Муса.
— А разве далеко отсюда до города? Каких-нибудь полчаса. Дядя Муса, сделай такое одолжение! Садись на мою лошадь и гони ее прямо туда. Вот тебе и деньги. Десять туманов. За водку заплатишь четыре тумана, а остальные тебе. Ну двигайся!…
— Ладно, поеду, — сказал Муса после минутного раздумья. — Но вы мои гости, и все расходы я беру на себя. Спрячьте ваши деньги.
Муса направился в конюшню, где стал седлать лошадь. В это время к нему подошла Гюльназ.
— Куда ты, отец? Уже совсем темно… — тревожно спросила она.