Наступит день

— Вы имеете в виду меня? — с живым любопытством спросила Судаба. — Но я не боюсь открыто признаться, что я не дочь везира по крови. И если хотите знать, господин учитель, не жалею об этом, — гордо сказала Судаба.

Фридуну стало неловко, что он задел девушку за живое, и он мягко сказал:

— Должен в свою очередь признаться, что лично я считаю это не недостатком вашим, а достоинством,

— Это правда? — серьезно спросила девушка. — А скажите, вот вы действительно тот, кем вы кажетесь?

— Люди труда не умеют перекрашиваться, ханум, им незачем и некогда заниматься этим.

Судаба с уважением и любовью взглянула на Фридуна.

— Вы говорите правду, господин учитель?.. В день первой нашей встречи я внимательно следила за вами весь вечер. За вашим поведением, словами, манерами. Они были так непохожи на все то, к чему мы привыкли! Мне близка ваша искренность а смелость. Я их вижу и сейчас.

— Благодарю, ханум. Со своей стороны, я рад найти в вас необычные для дочери сановника суждения и доброе, искреннее сердце.

— Надеюсь, мы с вами еще не раз побеседуем. Не так ли? Прошу вас, дайте мне вашу записную книжку.

Фридун протянул ей свою книжку. Девушка что-то записала в ней и сказала, возвращая:

— Можете звонить мне, когда вам будет угодно. Фридун поблагодарил.

Шамсия, которая, соскучившись от столь серьезного разговора, давно вышла из комнаты, вернулась с небольшим подносом, на котором были сладости и чашечки чаю.

— Ну как, Судаба, надеюсь, вы не соскучились с господином учителем? спросила она чуть насмешливо.

Фридун испытывающе посмотрел на Судабу.

— Нисколько, Шамсия-ханум, — ответила девушка просто. — Благодарю вас за такое знакомство… Вот все, что я могу вам сказать.

Несмотря на глубокую осень, в полуденные часы солнце продолжало сильно припекать. Лишь к вечеру, когда тени от домов и деревьев сплошь, из конца в конец, покрывали улицы, дышать становилось легче. В Тегеране, как и во всех восточных городах, в эти часы улицы и базары кишели народом.

На проспекте Лалезар было также оживление; Перед кинотеатрами висели широковещательные рекламы, толпился народ. Здесь демонстрировались американские боевики.

Вдруг в толпе перед Фридуном мелькнула знакомая девичья фигура. С девушкой была пожилая дама. Помогая даме сесть в машину, девушка обернулась и тогда он узнал в ней Судабу-ханум. Она тоже увидела Фридуна и мгновенно остановилась. Шепнув что-то своей спутнице, она направилась к нему.

— Здравствуйте, Судаба-ханум. Какая приятная встреча!

Черные глаза девушки радостно сверкнули.

— Почему вы не сдержали своего обещания? — проговорила она. — Не позвонили мне… А я так ждала… — И улыбаясь, добавила: — Но я упорна и могу напомнить вам номер моего телефона.

— Я просто не решался беспокоить вас, — сказал Фридун.

Девушка взяла его под руку и подвела к машине.

— Идемте, идемте! Я вас представлю маме. Такой матери не найти в целом мире. Это образец доброты и любви.

Он хотел сказать, что обычно все дочери говорят то же, но, вспомнил слова Шамсии о том, что для этой девушки мать — единственное утешение, смолчал.

— Мамочка, познакомься с господином Фридуном. Он твой земляк.

В облике женщины до сих пор сохранились черты простой крестьянки, хотя они поражали своей утонченностью. В ней не было высокомерия и чванливости, характерных для жен сановников. Все в этой красавице было исполнено искренности, доброты, простоты, свойственных азербайджанской женщине из народа.

— Как — земляк? — с удивлением спросил Фридун.

— Конечно! Мама такая же азербайджанка, как и вы, — довольно улыбнулась Судаба. — Она выросла в цветущем, прекрасном Азершехре. Она так много рассказывала о прелестях своей родины, что мне до сих пор кажется, что рай находится именно там.

— Ханум не ошибается, — сказал Фридун, — Если бы вы видели Азершехр, то сказали бы, что это самый прекрасный уголок Азербайджана.

— Надеюсь, что когда-нибудь увижу, — многозначительно сказала Судаба. Но смысл этих слов для Фридуна остался неясным.

— Дочка, пригласи господина Фридуна к нам, — тихо сказала пожилая дама.

— Мама приглашает вас к нам, — повернулась Судаба к Фридуну.

— Благодарю вас. Непременно приду.

Судаба села в машину. Фридун захлопнул дверцу.

Он свернул уже на проспект Стамбули, когда неожиданно лицом к лицу столкнулся с сертибом Селими. Сертиб оставил своих спутников и зашагал рядом с Фридуном. Он сразу же заговорил о последних событиях и, конечно, об усилении английской и американской экспансии в Иране.

— Семена, что сеет сейчас правящая клика в угоду американцам, дадут ядовитые всходы. Конечно, пока трудно предсказать события. Все предоставлено на волю рока, судьбы, слепого провидения…

— Рок, судьба, провидение… — улыбнулся Фридун. — Простите, господин сертиб, но эти слова не к лицу такому просвещенному человеку, как вы.

— Вы правы, я и сам произношу их не потому, что верю во все это. Просто я не нахожу выхода и ясно вижу свое бессилие. Вы знаете, что такое суеверие, предрассудок? Единственный источник утешения для невежд и трусов.

Фридун хотел было посмеяться над таким самоуничижением, но уважение к этому человеку удержало его.