НАТАН. Расследование в шести картинах

Незаметно от политолога я подмигнул коллегам: мол, пусть говорит, нам необходимо знать его компетентное мнение, а с его самомнением разберемся позже и со всей строгостью. Коллеги поняли и поддержали меня.

Политолог, принимая отсутствие сопротивления за капитуляцию, сострадательно обратился к отцу Паисию:

— Знаете ли вы, что является первопричиной всех кремлевских решений и антирешений?

— Господи, — простонал батюшка. — И такое еще есть? Анти-решения?

Политолог обратил многомудрый взор на священника, оценивая, способен ли тот к постижению нового термина, но, покачав головой, решил не метать бисер. По крайней мере, весь свой бисер решил не метать.

— Это… Ладно, это поймете в процессе, — снисходительно произнес он. — Пока я прошу вас принять во внимание такой политологический термин, как загогулина

. Это альфа и омега российской политической практики.

И политолог замолчал, прихлебывая бразильский кофе.

— И! — вскричал астрофизик.

— Что и? — пожал плечами политолог. — Вы, например, знаете, что за время моего общения с высшим чиновничеством я насчитал шестнадцать градаций между «да» и «нет»?

— Теперь знаем, — отозвался астрофизик. — Но мы по-прежнему…

— Хорошо, — политолог поставил чашку на стол с какой-то чрезмерной, даже символической решительностью. — Давайте я расскажу вам сагу.

— Сагу нам расскажете, да? — ласково полюбопытствовал психолог.

— Сагу. Вам. Да.

— А мы уж расстроились: неужели, думаем, не будет саги? Ведь именно сагами славна политология.

Политолог царственно проигнорировал выпад психолога. Он вальяжно расположился в кресле. Закинул ногу за ногу, для присвоения себе живописности отнял трубку у богослова и произнес:

— Я бы назвал ее…

Сага политологаВеликий путь великого приказа

Итак, поручение — «немедленно остановить Натана!» — получили придворный повар, конюх и сыровар.

Сыровар и повар, польщенные и перепуганные, провели в ажиотаже несколько дней, прежде чем осознали, что совершенно не понимают, как исполнить высочайшее повеление. А конюх даже не смог уяснить, о чем, собственно, говорил Иван Петрович. Ведь конюх всю жизнь проводил с лошадьми, а также на просторах, где ни трава, ни ветер ничего не знали о Натане. Он проскакал на коне несколько дней, пока не доскакал до речушки Сявы, где — как записано в уголовном деле, возбужденном после пропажи конюха — «простыл даже его след». В деле также отмечено, что часть приказа Ивана Петровича — «увидеть лес» — конюх перед исчезновением все-таки исполнил.

А приказ продолжил царственный путь по этажам власти. Он передавался из одних служебных уст в другие, переселялся из циркуляра в циркуляр, дополнялся новыми формулировками, утяжелялся подробностями, над ним возникали начертанные начальниками разнообразных ведомств резолюции: «Немедленно исполнить!», «Доложить о результате в кратчайшие сроки!», «Использовать маскировочные системы номер три и шестнадцать». Когда приказ, спущенный с высшего этажа, дошел до этажей первых, это уже был грандиозный том, где сообщалось о множестве проведенных операций. В конце тома располагался финансовый отчет о получении и расходовании средств. Но сам приказ, разумеется, исполнен не был.

Русское политическое болото

— Если вдуматься, то сагу следует назвать не «путь приказа», а «путь тишины», — задумчиво произнес политолог, потягивая трубку богослова. — Ведь то, что начальник услышал из спальни первого лица, было тишиной, полной и абсолютной. Мертвящей, я бы сказал. Именно она и распространялась, именно она и воздействовала и, в конечном итоге, привела к тому, к чему и должна была привести.

— К чему же? — воскликнул психолог.

— Ни к чему! — торжественно ответил политолог и вернул трубку богослову. Тот задумчиво продезинфицировал ее гигиенической салфеткой.

— Спасибо вам за сагу, — поблагодарил я политолога. — Мы точнее и яснее увидели события. Но не могу похвастаться, что поняли их смысл. Почему все отдавали указы, приказы и распоряжения, и ничего не происходило? Когда стало очевидно, что конюх, повар и сыровар не способны справиться с приказом, почему он не достиг людей компетентных?

— Людей, которых охватывает восторг, едва до них доносится лишь дальнее эхо подобных распоряжений? — поддержал меня богослов, с брезгливостью осматривая трубку.

— Н-да, — пробормотал политолог. — Видя не видят, слыша не слышат и не разумеют…

— Что-что? — взвился батюшка, но, вспомнив о смирении, угас.

— Почему они все, понимая, как непредсказуем и опасен, даже в каком-то смысле, безумен, Эйпельбаум, ничего не предприняли? — настаивал я, поклявшись отплатить политологу за библейскую цитату, против меня обращенную.

Чтобы усилить язвительность, политолог обратился во тьму, где сидел психолог:

— Вы не понимаете психологии правящих кругов, мои дорогие. На то они и правящие, что полностью и совершенно отказываются править. Пока вы не поймете разницу между волей к власти и волей к управлению, вы ничего не поймете в русской политической жизни.