Национальность – одессит (СИ)

Я уже знаю, что ей нравится больше всего, но перехожу не сразу, подразниваю. Разогрев немного, ввожу два пальца во влагалище и быстрыми резкими движениями довожу до оргазма со сквиртом, заставляя изогнуться с протяжным стоном. После третьего раза Стефани начинает нетерпеливо елозить на спине по кровати, демонстрируя набухшую, покрасневшую, влажную вульву и тихо скуля, как голодный щенок, требуя грубой мужской силы. Я наваливаюсь на нее и действую агрессивно, как желает. Она успевает кончить еще два, иногда три раза, кусаясь яростно, будто хочет порвать меня на куски. После чего всхлипывает от счастья и быстро засыпает, свернувшись калачиком и прижавшись ко мне. Во сне иногда вздрагивает. Как-то спросил, что ей снится? Ответила, что ничего, когда со мной, а во время учебы в институте благородных девиц постоянно снилась всякая гадость. Наверное, то папенька, то маменька.

Утром просыпается раньше меня и, подперев голову рукой, смотрит неотрывно, точно хочет зачаровать. Мне кажется, что просыпаюсь именно из-за ее взгляда, а не мелодичного, напоминающего журчание ручья, серебряного будильника фирмы «Юганс». Мы опять занимаемся любовью, уже спокойнее, я бы даже сказал буднично. Быстро умывшись и одевшись, едем в Город, как сейчас говорят те, кто живет за пределами Порто-Франковской. Я высаживаю Стефани возле меблированных комнат, где она переоденется, позавтракает в буфете и пойдет на курсы, а сам еду к университету, чтобы в небольшой чайной, расположенной наискось через дорогу от главного входа, выпить большую, белую в черный горошек, простенькую, керамическую чашку крепкого чая и съесть пару пирожков с маком или капустой, по настроению. Дорогой посуды здесь нет: воруют-с. Как недавно узнал, «с» в конце — это сокращенно от «сударь».

50

Техническая химия не бывает первой лекцией. Заслуженный профессор Петриев любит поспать. Я смотрю расписание, выбирая, кого послушать. Если есть лекция по какой-нибудь другой дисциплине кафедры химия, иду туда. Если нет, на кафедру геологии, минералогии, агрономии или технической механики. Иногда ради любопытства заглядываю на другие факультеты. Как-то по ошибке попал на лекцию по латыни. Когда понял, что перепутал аудитории, было уже поздно уходить, потому что студентов всего восемь человек, и девятый не ускользнул бы по-тихому. Выпускников историко-филологического факультета берут на работу в государственные учреждения в последнюю очередь, после окончивших физмат, поэтому учатся здесь или те, кому позарез нужен диплом, но не вышел национальностью, или умом, или желанием напрягаться, а родители похлопочут об остальном, или фанаты-полиглоты, потому что образование сводится к изучению нескольких языков, начиная с древнерусского и старославянского. Лекция была о Цицероне. О том, каким профессор — взбалмошный тип со взъерошенными, седыми волосами и длинной бородой — представлял себе знаменитого римского оратора, промолчу. Каждый видит то, что хочет, особенно с расстояния пары тысяч лет, но он постоянно делал ошибки, цитируя по памяти высказывания знаменитого римлянина, или это был собственный неточный перевод.

— Труд делает нечувствительным к бедам, — сделал он очередную оплошность.

Я не удержался и поправил на латыни:

— Не к бедам, а к огорчениям. Это дает другой смысл.

Профессор запнулся и уставился на меня, как на непонятное недоразумение. Посмотрели на меня и все студенты, присутствующие на лекции.

— Вы хорошо знаете Марка Туллия Цицерона? — спросил он на латыни быстро, чтобы плохо знающий этот язык не понял и замычал в ответ, нарвавшись на смех.

— Друзьями мы не были, — шутливым тоном признался я.

— Благодарю за честный ответ! — в свою очередь пошутил он, не догадываясь, насколько был близок к истине, после чего поинтересовался: — Вы учитесь на кафедре древних языков?

— Нет, я с физмата. Ошибся аудиторий, а потом интересно стало. Если мешаю, могу уйти, — ответил я на латыни.

— С Гомером вы тоже не дружили? — поинтересовался он шутливо на древнегреческом.

— А должны были встречаться⁈ — поддержал я шутку на том же языке, вызвав смешки у студентов, и процитировал с распевом на византийский манер начало «Одиссеи», идейно совпадающее с моими странствиями и запомнившееся с тех пор, как заставлял выучить одного из своих сыновей: — «Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который долго скитался с тех пор, как разрушил священную Трою…».

— Восхитительно! — воскликнул профессор. — Какую гимназию закончили? Кто был вашими учителями?

Я рассказал легенду о житье в Марселе и частных преподавателях Демисе Руссосе из Афин и Андриано Челентано из Рима. Домашнее обучение сейчас ценится выше гимназического, не всегда оправдано.

— Тогда понятно! — радостно объявил он. — Я всем своим студентам советую съездить в Италию и Грецию, послушать живой итальянский и греческий, походить там на лекции по латыни и древнегреческому. Это помогает почувствовать эти языки, полюбить их, — и предложил: — Почему бы вам не перейти на мою кафедру?