Нацизм на оккупированных территориях Советского Союза

Одним из приемов, к которому прибегают представители «оправдательной» историографии, служит смещение фокуса и подмена вопроса, кто, как и почему участвовал в программе уничтожения евреев, вопросом, по чьей инициативе и по чьему приказу она осуществлялась, что позволяет несколько затушевать огромную роль латышских коллаборационистов в реализации нацистских планов геноцида. Так, А. Странга утверждает, что «наиболее признанные историки Холокоста пришли к выводу, что к началу немецкого вторжения в Советский Союз в июне 1941 г., вероятнее всего, еще не был издан приказ или прямое распоряжение на завоеванных территориях убить всех евреев, включая женщин и детей» (Stranga, 2007: 15), хотя еще в 1970-е гг. Маргер Вестерманис выявил признаки того, что полное истребление евреев, как и других категорий мирного населения на территории СССР, планировалось немцами до начала войны. Ведь еще 28 апреля 1941 г. главнокомандующий сухопутными войсками генерал-фельдмаршал В. фон Браухич утвердил соглашение представителей верховного командования сухопутных сил и

RSHA, регламентировавшее деятельность айнзацгрупп СД и полиции безопасности в тылу вермахта, тогда как их задачей прямо ставилось «суммарное уничтожение всех евреев, цыган, душевнобольных, неполноценных азиатов, членов коммунистических организаций и антиобщественных элементов»

(Vestermanis, 1973: 31). В свою очередь, некоторые немецкие историки новейшего поколения стараются смягчить ответственность нацистского руководства[157].

Напрасно Андриевс Эзергайлис, родоначальник латышской «оправдательной» историографии, пытается представить Холокост в Латвии результатом импорта «немецкой идеологии мщения» (см., например: Ezergailis, 2001: 247). Образно говоря, идеология Холокоста производилась здесь, на месте, и отнюдь не кустарным способом. Нельзя отрицать влияния идеологии немецких нацистов на латышских националистов, но в целом их программа, имея общую с немецким национал-социализмом природу, сложилась еще до возникновения последнего и не претерпела существенных изменений к началу Великой Отечественной войны, но обрела инструментальную поддержку в лице государственной и военной машины Третьего рейха. В первый год советизации Латвии экономическая конкуренция с евреями не могла особенно беспокоить латышскую буржуазию и мелкобуржуазные элементы, поскольку советская власть не разделяла капитал по национальному признаку, национализируя равно латышские, еврейские и русские предприятия, но зато в этот период резко возросла конкуренция в таких чувствительных для латышей сферах, как государственное управление и культура, куда евреи, наряду с представителями других нацменьшинств, получили более широкий доступ. По мнению Г. Смирина и М. Мелера, документы, на которых основывается А. Эзергайлис, «подтверждают скорее роль нацистов не столько в организации отрядов самоохраны, сколько в регламентации и сдерживании этих частей»

(Smirins, Melers, 2003: 225).

По-видимому, органы госбезопасности Латвийской ССР при разработке пронацистского антисоветского подполья мало интересовались планами «пятой колонны» немцев в отношении своих еврейских сограждан. Однако, пылая ненавистью к советской власти и проводимым ею преобразованиям, латышские националисты не забывали о евреях. Так, в «Призыве к латышам» созданной под контролем германской разведки осенью 1940 г. подпольной организации «Младолатыши» говорилось: «Кому в Европе нужен интернационализм? Он нужен только одной нации – евреям. Евреев мы ненавидели всегда, ибо все наше богатство, что нам давала земля, захватывали евреи. Поэтому, сыновья Латвии, будем бороться против них» (цит. по: Крысин, Литвинов, 2016: 79).