Наваждение

А потом сидел в скверике на лавочке, я, вывернутый наизнанку несвежий носок. Смеркалось, вокруг сновали люди, заливались смехом две девчонки на соседней скамейке, где-то громко плакал, капризничал ребенок. Время от времени я доставал из портфеля замшевый футляр, рассматривал его…

Я был более предусмотрителен, чем она, заранее приготовил дозу. Она — то ли не сообразила, то ли не успела. И рисковала сильней меня — ей требовалось больше времени, чтобы накапать из флакона в стакан нужное количество капель, пока Севка отсутствует. Если бы она еще не была близорука… Дуреха, плеснула бы всё сразу, какая разница. И очки не понадобились бы… Боялась, что Севка, пригубив, какой-то не тот вкус почувствует, всполошится?..

Обнаружила ли она свою пропажу? Если да, то сейчас ей не позавидуешь. Но ведь не рискнет вернуться в комнату, где уткнулся головой в стол мертвый Сидоров… Бедная Вера… Я вскочил, заспешил к трамвайной остановке.

Казалось, никогда я не доберусь до своей квартиры, до телефона. Ворвавшись к себе, лихорадочно завертел телефонный диск. Трубку долго никто не брал, но мне следовало запастись терпением — знал, что, кроме Веры и дежурной санитарки, никого в глазном отделении нет. Не меньше десятка длинных гудков я услышал, пока прозвучал надтреснутый старческий голос:

— Глазное.

— Пригласите, пожалуйста, Веру, — попросил я. На всякий случай добавил: — Это ее муж.

— Занята Вера, — сказала женщина, — уколы делает. А чего ей передать? Чтобы вам позвонила?

— Не надо, попозже сам перезвоню. Я вам, кстати, часа два назад уже звонил, никто трубку не снимал. Вера выходила куда-то?

— А куда ей выходить? — обиделась вдруг она. — На работе Вера. Ну, может, во дворе с больными разбиралась, вы же знаете, какие они у нас, в глазном.

— Знаю, — не стал я вступать в дискуссию. — Всего вам доброго.

Вере я позвонил через полчаса. И были это несладкие полчаса. Удалось пока выяснить только одно — санитарка, единственная работавшая с ней сотрудница, не догадывается, что медсестра куда-то отлучалась. Как долго не было Веры в отделении? Халат в сумку, машина туда, машина обратно, четверть часа, не меньше, у Севки… Трясло, небось, как в лихорадке, когда тем грязным платком стирала отпечатки пальцев с бутылки и стаканов, немудрено, что не заметила, как футляр на пол соскользнул…

И еще об одном вспомнил я — о недавнем нашем разговоре после прочитанной в «Комсомолке» статьи. О том самом препарате, которым лишали сознания ищущих приключений мужиков ушлые авантюристки. Вера возмущалась вместе со мной — раздобыть такой флакончик в ее же, к примеру, отделении ничего не стоило…

На этот раз трубку сняла сама Вера.

— Как дежурится? — спросил я.

— Нормально, — ответила, — один только старичок, вчера катаракту делали, отяжелел. А почему ты звонишь, случилось что-нибудь? — Голос ясный, спокойный, не сравнить с тем невнятным, что звал к телефону Сидорова.

— Да книжка мне одна понадобилась, синяя такая, по хирургическому лечению щитовидки, нигде найти не могу. Тебе случайно на глаза не попадалась?

— Не припомню что-то, — протянула Вера.

— Жаль, — вздохнул. — Я тебе уже звонил часа два-три назад, никто не ответил.

— Дверь, наверно, в ординаторскую, где телефон стоит, закрыта была, не слыхала. Или во двор выходила овечек своих посчитать — разгулялись стариканы по теплу, морока с ними.

Она великолепно владела собой, даже способна была шутить. Всего лишь через три каких-нибудь часа… Смог бы я так?

— Ну, ладно, спокойной тебе ночи. До завтра.

— До завтра, — сказала она. — Не забудь после ужина масло поставить в холодильник, а то растает до утра. — Даже о масле не забыла…

Завтра нам увидеться не пришлось. И вообще до сегодняшней ночи мы с Верой не встретились. А теперь уже не встретимся никогда.

Известие о Севкиной смерти разнеслось по городу с поразительной быстротой, утром почти все о ней знали, ни о чем другом не говорили. К полудню стали известны подробности — чем отравили, что украли. Тоже повод для размышления — украли, оказывается, припрятанные у Сидорова семьсот долларов и триста немецких марок. Что-то не припомню, чтобы Севка когда-нибудь распространялся о хранившейся у него валюте и тем более о количестве, откуда выплыла такая информация, неизвестно. Меня она заинтересовала больше, чем всех остальных. Если это действительно не беспочвенные слухи, не бредятина, как поступила с деньгами Вера — припрятала где-нибудь, или уничтожила, чтобы ни малейших следов не осталось? Для меня важна была каждая деталь.