Не буди дьявола

– Простите, пожалуйста. Я неясно выразилась. Я имела в виду семейное положение: были ли вы женаты, остались ли другие родственники?

– Была жена. А потом она устала, оттого что все идет под откос.

– А дети были?

– Нет. И хорошо. А может, и наоборот. Все деньги отца достались его внукам – детям моей сестры. – Меллани улыбнулся, но это была горькая улыбка. – Знаете почему? Это забавно. Моя сестра была очень нервная, очень тревожная. У обоих ее детей биполярное расстройство, СДВГ, ОКР, чего только не было. И отец… он решил, что со мной-то все в порядке, я в семье единственный здоровый человек, а вот им необходима всяческая помощь.

– Вы общаетесь с сестрой?

– Она умерла.

– Пол. Мне так жаль.

– Давно уже. Лет пять назад. Или шесть. От рака. Может быть, умереть не так уж плохо.

– Что заставляет вас так говорить?

И вновь горькая улыбка, а за нею грусть.

– Видите? Вопросы. Опять вопросы. – Он уставился на стол, будто пытался разглядеть что-то в мутной воде. – Дело в том, что для отца деньги были очень важны. Важнее всего остального. Понимаете?

Во взгляде Ким теперь тоже была грусть.

– Да.

– Мой терапевт говорил, от того что мой отец был одержим деньгами, я и стал бухгалтером. Ведь чем занимаются бухгалтеры? Считают деньги.

– А когда он оставил все вашей сестре…

Меллани снова поднял руку. На этот раз он изобразил, как машина съезжает в глубокую долину.

– Терапия учит понимать себя, дает ясность, но это не всегда к лучшему, правда?

Это не был вопрос.

Через полчаса, когда они выбрались из унылого офиса Пола Меллани на солнечную парковку, Гурни чувствовал себя так, будто вышел на улицу из темного кинотеатра. Это был другой мир.

Ким сделала глубокий вдох.

– Ох. Там так…

– Мрачно? Бесприютно? Безрадостно?

– Просто грустно. – Она казалась потрясенной.

– Ты заметила, какие номера журналов лежат в приемной?

– Нет, а что?

– Они все очень давние, ни одного свежего. Кстати, о времени: ты ведь понимаешь, какое сейчас время года?

– Вы о чем?

– Сейчас последняя неделя марта. Меньше трех недель до пятнадцатого апреля. Все подают налоговые декларации. В это время у всех бухгалтеров жуткий аврал.

– Боже, точно. То есть у него не осталось клиентов. Или их немного. Но тогда что же он там делает?

– Хороший вопрос.

Обратная дорога в Уолнат-Кроссинг заняла у обеих машин около двух часов. Под конец солнце опустилось ниже, на грязном ветровом стекле Гурни появились тусклые блики, и он в третий или четвертый раз за неделю вспомнил, что у него закончился стеклоомыватель. Но больше, чем отсутствие стеклоомывателя, его раздражало, что теперь все приходится записывать. Если он не запишет, что надо сделать…

Звонок телефона прервал эту рефлексию. К удивлению Гурни, на экране высветилось имя Хардвика.

– Да, Джек?

– Первый вопрос простой. Но не думай, что это уменьшит твой долг.

Гурни стал вспоминать, как именно он формулировал просьбу.

– Первый вопрос – это про Миза-Монтегю?

– Точняк, мой друг, и боле о нем известно днесь.

– Чего?

– Ну днесь. Теперь. Так говорил Шекспир. Когда хотел сказать “теперь”, говорил “днесь”. Это я расширяю словарный запас, чтоб не зазорно было общаться с такими умножопыми, как ты.

– Здо́рово, Джек. Я тобой горжусь.

– Короче, это первый заход. Может, потом еще что будет. Родился наш индивидуум двадцать восьмого марта восемьдесят девятого, в больнице Святого Луки в Нью-Йорке.

– Хм.

– Что значит “хм”?

– Значит, послезавтра ему исполнится двадцать один.

– Ну и чё с того?

– Просто интересно. Давай дальше.

– В свидетельстве о рождении отец не указан. Кроме того, от маленького Роберта отказалась мать, которую по странному стечению обстоятельств звали Мари Монтегю.

– Значит, маленький Роберт действительно был Монтегю, прежде чем стать Мизом. Очень интересно.

– Щас будет интереснее. Его почти сразу усыновили известные в Питтсбурге люди: Гордон и Сесилия Миз. Гордон был адски богат. Бывает. Получил в наследство угольные шахты в Аппалачах. И угадай что.

– Судя по твоему оживлению, что-то ужасное.

– В возрасте двенадцати лет Роберта изъяла у Мизов служба опеки.

– Тебе удалось выяснить почему?

– Нет. Уж поверь, это очень засекреченная папка.

– Почему я не удивлен? А что было потом?

– Мерзкая история. То и дело менял приемные семьи. Никто не хотел держать его больше полугода. Трудный юноша. Ему выписывали всякие таблетки от генерализованного тревожного расстройства, пограничного расстройства личности, расстройства прерывистой вспыльчивости – мне больше всего последнее нравится.

– Я так понимаю, не надо спрашивать, как ты получил…

– Правильно. Не надо. В сухом остатке мы имеем психически крайне неустойчивого мальчика. Плохой контакт с реальностью и большие проблемы с контролем над гневом.

– И как же этот образчик душевного здоровья…