Потом Ким какое-то время расспрашивала Стоуна о том, какой была его жизнь до и после убийства матери. Тот в подробностях поведал, что до убийства все на свете было лучше. Шэрон Стоун очень успешно – и чем дальше, тем успешнее – работала в верхнем сегменте рынка недвижимости. И жила она во всех смыслах “в верхнем сегменте”, щедро делясь предметами роскоши с сыном. Незадолго до рокового вмешательства Доброго Пастыря она согласилась подписать соглашение о софинансировании Эрика: она давала ему три миллиона долларов, и он мог стать владельцем гостевого дома премиум-класса и ресторана в винодельческом районе у озер Фингер.
Но без ее подписи сделка сорвалась. Вместо того чтобы наслаждаться элитарной жизнью ресторатора и отельера, Стоун в свои тридцать девять лет жил в поместье, которое не мог поддерживать в нормальном состоянии, и пытался зарабатывать на жизнь тем, что пек на кухне мечты, оставшейся от матушки, печенье для местных лавочек и мини-отелей.
Примерно через час Ким наконец закрыла маленькую записную книжку, с которой она сверялась, и, к удивлению Гурни, спросила, нет ли вопросов и у него.
– Есть пара вопросов, если мистер Стоун не возражает.
– Мистер Стоун? Пожалуйста, зовите меня Эриком.
– Хорошо, Эрик. Вы не знаете, у вашей матери были какие-нибудь деловые или личные контакты с кем-то из других жертв?
Он вздрогнул.
– Насколько я знаю, нет.
– У нее были враги?
– Мама не любила дураков.
– То есть?
– Не церемонилась, наступала на больные мозоли. В работе с недвижимостью, особенно на таком уровне, как у нее, очень острая конкуренция, и мама не хотела тратить время на идиотов.
– Вы помните, почему она купила “мерседес”?
– Конечно. – Стоун усмехнулся. – Он престижный. Стильный. Мощный. Быстрый. На голову лучше других. Такой же, как мама.
– За прошедшие десять лет не общались ли вы с кем-то, кто был каким-то образом связан с другими жертвами?
Стоун снова вздрогнул.
– Опять это слово. Не люблю его.
– Какое слово?
– Жертва. Я ее так не называю. Это звучит так пассивно, так беспомощно. Так не похоже на маму.
– Я сформулирую иначе. Общались ли вы с семьями…
Стоун его перебил:
– Да, поначалу общался. У нас было что-то вроде группы поддержки.
– А все семьи в ней участвовали?
– Нет. У хирурга из Уильямстауна был сын, он раз-другой пришел, а потом заявил, что ему не нужна группа по работе с горем, потому что он не горюет. Он рад, что его отца убили. Ужасный человек. Такой враждебный. Истекал ядом.
Гурни посмотрел на Ким.
– Джими Брюстер, – пояснила она.
– Это все? – спросил Стоун.
– Два последних маленьких вопроса. Упоминала ли когда-нибудь ваша мать, что кого-то боится?
– Никогда. Она была самым бесстрашным человеком на этом свете.
– Шэрон Стоун – это ее настоящее имя?
– И да и нет. Скорее да. Официально ее звали Мэри Шэрон Стоун. После оглушительного успеха “Основного инстинкта” она сменила имидж: перекрасилась из шатенки в блондинку, стала опускать имя Мэри и раскрутила свой новый образ. Мама была гениальным промоутером. Она даже думала сделать билборды со своей фотографией, где она сидит в короткой юбке, нога на ногу, как в знаменитой сцене из фильма.
Гурни кивнул Ким, что у него больше нет вопросов.
Стоун добавил с неприятной улыбкой:
– У мамы были шикарные ноги.
Через час Гурни остановился рядом с “миатой” Ким у длинного унылого одноэтажного торгового центра на окраине Мидлтауна. Бухгалтерская фирма с вывеской “Бикерс, Меллани и Пидр” располагалась между студией йоги и туристическим агентством.
Ким говорила по телефону. Гурни откинулся на сиденье и стал думать, что бы он делал, будь его фамилия Пидр. Сменил бы ее или, наоборот, носил бы всем назло? Когда фамилия нелепа, как татуировка с ослом на лбу, о чем говорит отказ ее менять? О похвальной честности или глупом упрямстве? Интересно, когда гордость становится недостатком?
Боже, зачем я забиваю себе голову этой ерундой?
Резкий стук в боковое окно и многозначительный взгляд Ким оторвали Гурни от раздумий. Он вышел из машины и прошел вслед за ней в офис.
Входная дверь вела в скромную приемную с несколькими разными стульями у стены. На кофейном столике в стиле скандинавский модерн валялось несколько истрепанных номеров журнала “Смарт-мани”[8]
. Перегородка по пояс высотой отделяла эту часть холла от другой, меньшей по размеру, где напротив стены с запертой дверью стояли два пустых стола. На перегородке стоял старомодный звонок – серебряный купол с кнопкой наверху.Ким уверенно ударила по кнопке – звук оказался на удивление громким. Через полминуты позвонила снова – ответа не последовало. И только когда она уже достала телефон, дверь в дальней стене отворилась. Вышел бледный, худой человек усталого вида. Он без интереса посмотрел на гостей.
– Мистер Меллани? – спросила Ким.
– Да, – отозвался тот тусклым бесцветным голосом.
– Я Ким Коразон.
– Да.
– Мы с вами разговаривали по телефону. Помните? Мы договорились, что я приеду записать интервью с вами.
– Да, помню.
– Хорошо. – Она несколько растерянно огляделась. – Где вам будет…
– А. Да. Можно пройти в мой кабинет. – И он снова скрылся за дверью.