Читаем Не бывает плохой погоды. Как вырастить здоровых, выносливых и уверенных в себе детей: секреты скандинавской мамы (от фрилюфтслив до хюгге) полностью

– Конечно, детям нужно разрешать пачкаться, когда они играют на улице. Это само собой разумеется, – подтверждает Йоханна, мать двух девочек дошкольного возраста, с которой я познакомилась на лесной детской площадке.

Ее муж Маркус соглашается:

– Есть такое замечательное изобретение – стиральная машина. Наша, например, трудится без остановки.

– Мне кажется, прыгать по лужам – нормальная детская забава, – говорит мне другая мама. – К тому же так дети учатся оценивать риски: как долго они смогут плескаться, пока не вымокнут.

Скорее всего, подобная терпимость к детским шалостям и желанию испачкаться уходит корнями в эпоху романтизма, когда природа воспевалась мыслителями и философами, такими как Жан-Жак Руссо, который открыто критиковал достижения цивилизации. Он спорил, порой бескомпромиссно, что людей с самой чистой душой нужно искать в примитивных сообществах, а не в цивилизованных. Чем дальше уходил человек от того, что он называл исходным «природным состоянием», тем сильнее морально разлагался. Считалось, что дети, которых цивилизация еще не сломала и не развратила, ближе к природе, и Руссо призывал удерживать их в «природном состоянии» как можно дольше.

В XX веке концепция близости детей к природе снова вошла в моду, и в Скандинавии игры на свежем воздухе в конечном итоге стали считаться символом детства. Детские книги, написанные в том числе всеми любимой шведской писательницей Астрид Линдгрен (самое популярное в США произведение – «Пеппи Длинный Чулок»), закрепляли в сознании общества мысль о том, что необузданные, свободные и не всегда чистые игры на свежем воздухе – это лучший вариант детства, какой можно себе представить. В книге «Мы все из Бюллербю», основанной на личных воспоминаниях Линдгрен о детстве, проведенном на юге Швеции в начале XX века, шестеро неугомонных ребятишек запускают в ручье кораблики из коры, пытаются прокатиться верхом на покладистом быке, устраивают кукольное чаепитие на пастбище, танцуют вокруг костра, прыгают по самым большим лужам и ходят по канавам, пока не наберут полные сапоги воды.

Идеалы из книг Линдгрен в значительной степени превалируют в Швеции и сегодня, ведь право детей «пачкаться, двигаться и черпать вдохновение в природе» составляет главный принцип шведских лесных школ и даже более традиционных учебных заведений. Опытный детский воспитатель и писатель Анн Гранберг емко суммирует этот подход, когда пишет, что «излишний порядок и чистота мешают игре. Детям нужно разрешать пачкаться в грязи, лезть в воду прямо в одежде, создавать беспорядок и шуметь. Они должны быть спонтанны, импровизировать и совершать необдуманные поступки».

Даже в языке прослеживается разница между Скандинавией и США в отношении к грязи. Шведский эквивалент английского слова shit («дерьмо»), которое практически везде в США считается одним из грубейших ругательств, – это skit. Вот только в Швеции оно, будучи синонимом слов «грязь» и «экскременты», вовсе не относится к числу ругательных. Проблема лишь в том, что, поскольку большинство шведов отлично говорят по-английски и любят американскую поп-культуру даже больше самих американцев, дети и взрослые в равной степени предпочитают английскую версию родного слова skit.

– Это все лишь «грязь»! Это не ругательное слово! – протестует моя мать каждый раз, когда я критикую ее за слишком громко произнесенное shit в очереди в продуктовом магазине у нас в Индиане, несмотря на мои неоднократные попытки объяснить ей, что здесь это слово считается ругательным и что ей следовало бы относиться к нему именно так.

Во время пребывания в Швеции Майя и Нора переживают обратный культурный шок.

– Один мальчик сегодня три раза произнес слово на «д»! – с негодованием сообщает Майя в один из первых дней в новой школе. – Я рассказала учительнице, и она его отругала, но потом он снова его говорил.

На следующий день та же история повторяется с другим учеником. Потом с третьим. Я объясняю Майе, что ее одноклассники могут не понимать, что в английском языке это слово очень плохое, и предлагаю ей поговорить с ними. Она объясняет, но не убеждает их. После очередной ее жалобы вопрос употребления слова на «д» доходит до самого совета школы – ежемесячного собрания всех учеников и учителей для обсуждения политики и текущих событий. Учителя еще раз подчеркивают, что ругательства в школе недопустимы, даже если они произнесены по-английски. Несколько дней после собрания дети стараются держаться в рамках приличия, но в скором времени все возвращается на круги своя. Майя начинает понимать, что ей в этом бою не победить. Видимо, некоторые культурные нюансы при переводе все-таки теряются.

ГРЯЗЬ – ЭТО ХОРОШО

Перейти на страницу:

Похожие книги

Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука