(Не) мой папа

— А сегодня я всех распустил, чтобы принять нового сотрудника. Я ж не мог такое событие пропустить.

— Ты знал, что я сегодня приду? — Он поднимает темные брови, и у меня внутри все сжимается.

— Ты его и подстроил! — восклицаю, сжимая кулаки. — Специально!

— В точку, Женечка. Прямо в самое яблочко, — он лениво хлопает в ладоши, — это было несложно. Найти тебя на сайте не составило труда. Судя по просмотрам, твое резюме популярностью не пользуется? Раз ты с такой скоростью прискакала сюда.

Он унижает, лишний раз подчеркивая никчемность, опуская меня в моих же глазах.

— Если оставлю под ним плохой отзыв, так вообще в черный список отправят, — размышляет он, задумчиво потирая подбородок, — как думаешь, сделать?

— Что ты ко мне привязался? Я не пойму.

— Женечка, а чего ты хотела? Думаешь, я спущу твои выходки? Оставлю как есть то, что ты на меня заявление накатала?

— Это было за дело.

— Это было верхом идиотизма. Неужели думала, что все ломанутся спасать бедную несчастную Женю? Кому ты нужна?

— Никому, — выплевываю зло, вспомнив о том, как Денис сегодня игнорировал мои звонки, — тем непонятнее, почему ты ко мне пристал, как банный лист к заднице.

— Ну, как минимум из-за этой самой задницы, — недвусмысленно кивает на мои бедра, — я, видишь ли, привык получать, что хочу. И сейчас мне захотелось тебя.

— Что за бред? Вам не с кем совокупляться?

Он смеется.

— Есть. Только успевай паленую резину менять на остановках.

— Ну так меняйте! Развлекайтесь! Я-то вам для чего? Чтобы было кому присунуть на постоянной основе?

— Бедная Женечка, неужели все так плохо? — глумится он, делая щедрый глоток янтарного напитка. Виски, коньяк? Я в этом не разбираюсь, но очень надеюсь, что жижа попадет не в то горло, и он задохнётся к чертям собачьим. Но, увы. Седов отпивает еще пару глотков и одобрительно кивает, довольный вкусом. — Неужели так хочется, чтобы хоть кто-то имел тебя на постоянной основе?

Я краснею. Даже не так. Багровею. От смеси стыда, смущения и злости. Этот урод опускает меня каждой фразой, каждым своим взглядом, каждым жестом. Я просто кожей чувствую его отношение. Свысока. Будто он хозяин мира, а я просто кусок навоза, который прилип к его начищенным дорогим ботинкам.

Ему плевать и на мою задницу, и на прекрасные глаза и вообще на всю меня полностью. Упырь кайфует от самого процесса. От того, как загоняет меня в угол и прогибает под свои условия.

— Откройте дверь, — грозно требую и для верности еще указываю на замочную скважину.

— Сама откроешь, — бросает ключи на стол и снова пьет, глядя на меня поверх бокала. Наблюдает, испытывая терпение и выдержку, — ну что же ты стоишь. Вот дверь, вот ключ, бери да отпирай…

Чтобы его взять, мне придётся подойти ближе, а интуиция настойчиво подсказывает, что делать этого нельзя.

— Похоже, ты не торопишься уходить. Передумала?

— Еще чего, — фыркаю и, стиснув в руках сумочку, решительно шагаю вперед.

Седов только усмехается. Ему мои потуги кажутся смешными и никчемными.

Не глядя проскакиваю мимо него, хватаю ключи, сметая со стола портмоне из коричневой кожи. Оно не застегнуто и падает, раскрывая свои внутренности. Вижу там права, пластиковые карты, несколько пятитысячный купюр, выглядывающий из отсека для наличности.

Надо бы его пнуть, чтобы отлетел в сторону, но я на автомате поднимаю и швыряю обратно на стол. Чертова аккуратность.

— Счастливо оставаться.

— Угу, — хмыкает он.

Я подлетаю к двери, вставляю ключ и пытаюсь его повернуть, но не выходит. Дергаю один раз, второй, третий. Результата нет, зато за спиной раздается участливое:

— Что, никак?

Этот ублюдок прекрасно знал, что у меня не получится самостоятельно открыть и попросту издевался, наблюдая за моими мучениями.

— Там надо дверь сначала придавить, потом на себя потянуть, тогда замок откроется, — глумливо подсказывает он.

Я замираю у двери, как прибитый воробей и, стараясь не сильно двигать локтями, ныряю рукой в сумочку. Кое-как нащупываю телефон и, разблокировав его пальцем, пытаюсь включить если не на камеру, то хотя бы на диктофон.

И Седов это замечает. Моментально меняется в лице, подскакивает, перехватывая мою руку, и сжимает так, что из глаз невольно брызгают слезы.

— Сучка! Опять записывать собралась, — выкручивает запястье.

— Отпусти, — вырываюсь, но силы не равны. Мне с таким здоровым упертым мужиком точно не справиться, — я буду кричать!

— Кричи, — выдергивает телефон из моих рук и швыряет его в сторону. Раздается печальный треск, и несчастный мобильник разлетается на несколько частей. — Хоть оборись. Здесь никого, кроме нас, нет.

Я все-таки выворачиваюсь и отскакиваю от него: сначала в одну сторону, а когда он пытается поймать — в другую, пролетаю под рукой и в два прыжка оказываюсь за столом, пытаясь сделать так, чтобы между нами было хоть что-то, хоть какая-то преграда. Взгляд мимолетно падает на окно, и я вижу, как та женщина, которая сидела на вахте, неторопливо идет к воротам.

Она уходит! Здесь вообще кто-нибудь остался? Или только я и этот озабоченный маньяк?