Не названа цена

Это чувство было понятно Айринии более, чем что-либо другое, потому что она давно сжилась с ним и привыкла к нему. Ей было странно понимать, что они с Рийаром оказались так похожи, и она не знала, что теперь с этой схожестью делать.

Короткая насмешка с его стороны резюмировала, что он заметил её вопрос, и тоже не знает на него ответа.

Некоторое время они шли по улице. Не имея возможности говорить, они, тем не менее, почти научились обмениваться какими-то смысловыми сигналами на уровне эмоций. Это был интересный опыт: и он, и она чувствовали те глубокие истинные переживания, которые скрывались в другом, но на их фоне словно вспыхивали искрами нарочные эмоции, созданные специально для того, чтобы обменяться сигналами.

Они умудрились таким образом даже язвительно поспорить — непонятно, о чём, но эти шутливые нарочитые укоры недовольством и насмешкой, вызывающие у обоих какой-то необычный вид веселья, им обоим пришлись очень по душе: это чувствовалось по тому, что у каждого них эмоциональный фон стал ровным и дружелюбным. Почти забыв о собственных страхах и стыде, они стали получать от этой прогулки удовольствие.

Айриния, впрочем, замечала, что в Рийара постепенно растёт ожидание: он явно шёл не просто так, а с какой-то целью, и она расшифровала эту цель как желание узнать о чём-то её мнение.

Наконец, он нашёл то, что искал, и остановился.

Перед ними был дом, такой старый, что, казалось, видел ещё основание города. Кое-где давно сгнившие доски оставили проёмы, заложенные свежим кирпичом. Поплывшая крыша подпиралась брёвнами. К дому достраивали террасы, явно в разные времена, а какие-то ещё и перестраивали с тех пор. Все ставни, кажется, были совершенно разные. Одна ступенька на крыльце была каменной, другая деревянной. Местами дом увивал плющ, к одной стене почти влотную подходило дерево — его корни явно боролись с фундаментом, и дом от того наклонился.

Всё это выглядело, с одной стороны, крайне несуразно, с другой…

С другой — в этом доме было странное обаяние. Несмотря на то, как сложно сочетались все его разновремённые элементы, у них у всех явно была одна цель — жить, жить, жить!

Этот дом хотел жить. Несмотря на года и невзгоды. Несмотря на повреждения и вредителей. Несмотря на сложности и поражения.

В этом горячем, глубоком, страстном желании жить, которое выражалось в каждой прибитой поверх пробоины доске, в каждом побелённом камне, в каждом узоре нелепой резьбы, — в этом всепобеждающем желании жить была своя стремительная и необоримая красота.

Айриния догадалась, что от неё исходят волны восхищения; она была рада, что Рийар показал ей этот дом — он словно бы обещал, что с любыми трудностями всегда можно справиться, он словно бы говорил, что любые проблемы преодолимы, он словно завещал никогда не сдаваться и просто брать с него пример.

Ответом на восхищение Айринии было удовольствие и гордость; Рийар смотрел на этот дом с большой теплотой во взгляде. Казалось, что то ли он сам его чинил, то ли там жил кто-то, ему дорогой….

Айриния заметила, что, чем больше Рийар смотрит на этот дом, тем сильнее он растворяется в глубоком чувстве родства и узнавания, превращается в само воплощение этого чувства.

Она послала в его сторону вопрос — мол, в этом доме живёт кто-то важный?

В ответ пришёл недоумение. Он не понял сути её вопроса и обернул к ней удивлённое лицо.

Теперь, когда он отвернулся от дома, чувство родства в нём поутихло, зато на первый план вышло то, что Айриния чувствовала и в себе — решимость бороться до конца, пусть борьба и была заведомо проиграна.

Её глубоко потрясло то, что они увидели в этом доме одно и то же.

Он пожал плечами, бросив ей какие-то слова, явно проникнутые духом самодовольства. Она предположила, что это было нечто вроде: «Знал, что тебе понравится!» — и закатила глаза. Сердце её, впрочем, ярко свидетельствовало, что ей понравилось, и ещё как!

Он улыбнулся.

Они долго ещё бродили по городу, «обсуждая» дома и растения своими эмоциями. Иногда что-то в них не сходилось, но чаще оказывалось, что они видят одно и то же и чувствуют это одинаково.

Вечером ни ей, ни ему не хотелось прощаться. Они долго с сожалением стояли у общежития, жадно ловя друг в друге надежду на новую встречу и упиваясь этой чужой надеждой.

Наконец, послав ей волну твёрдого общения, он ушёл.

Она глядела ему вслед, и чувствовала, как с каждым шагом на него наваливаются позабытые было им в этот день усталость и отчаяние. Как с каждым стуком сердца он погружается в мрачность и стыд. Как меркнут те светлые, тёплые эмоции, которые они только что чувствовали вместе — и как им на смену приходит тоскливое осознание тотальной безнадёжности.

Она едва не бросилась за ним вслед, не желая отпускать его туда, но удержалась: чем дальше он отходил — тем меньше оставалось эмоций в ней, и тем сильнее овладевало ею безразличие.

«Пусть катится, вот ещё не хватало!» — подумала она в тот момент, когда эмоции окончально угасли.

Интерлюдия