Не названа цена

Лири рассказывала что-то живо и быстро, торопясь поделиться впечатлениями, но Айриния почти не вникала, лишь отображая на лице подходящую к случаю улыбку.

Это было мучительно — видеть когда-то дорогого и близкого человека, но ничего к нему не испытывать.

Лири веселилась и печалилась, добавилась успеха и проваливалась, волновалась и воодушевлялась — а Айриния ничего, ничего не могла с нею разделить.

Вдруг голос Лири зазвенел особенно яркой нотой, и пришлось включиться в поток её речи, чтобы не пропустить важное.

— Наставник так меня хвалил! — гордо сияла она. — Сказал, что я лучшая ученица на курсе и гордость резиденции!

Глаза её светились счастьем совершенно запредельным.

— Ах, Айриния! — радостно делилась она. — Ты так меня вдохновила! Теперь я верю, что своим трудом действительно можно чего-то добиться, что в резиденции не смотрят на твоё происхождение, а только на таланты!

Она совершенно сияла. Как и Айриния, она была сиротой и поступила сюда учиться по конкурсу, и была теперь полна надеждами на лучшую жизнь, которой сможет добиться своим усердием и прилежанием.

Айриния тоже была когда-то такой. Тоже наивно верила, что резиденция — это шанс выбиться в люди. Шанс на лучшую судьбу.

С удивлением Айриния почувствовала в себе не то чтобы эмоцию — скорее решимость.

Было что-то глубже, важнее эмоций, что связывало её с Лири. Что делало Лири родной, своей, нужной и важной. Айриния не могла смириться с тем, что Лири ждёт такая же паршивая судьба — стать разменной монетой в магических экспериментах.

Задача «вырваться самой» усложнилась: Айриния поняла, что даже без эмоций не сможет жить спокойно, если оставить Лири её судьбе.

«Но что я могу сделать, если я даже себе помочь не могу?» — задалась вопросом Айриния.

Она подумала было, что нужно, во всяком случае, предупредить Лири — но у неё не хватило на это мужества. Всякий раз, когда она открывала было рот, чтобы начать серьёзный разговор, ей виделось, как потухнет свет в глазах Лири, и… сердце сжималось.

«Что это? Откат выветривается? Эмоции возвращаются?» — с надеждой думала Айриния, но никаких других признаков не замечала.

Только глубокое, незыблемое убеждение, что Лири — своя, и что она не позволит причинить ей зло.

Глава седьмая

Расследование вокруг кражи артефакта не клеилось. Леон и Илия отрабатывали уже версии совсем уж безнадёжные — и всё ещё не могли найти никаких следов злоумышленников, словно они вообще испарились.

— Так не бывает, чтобы не осталось никаких следов! — недовольно жаловалась Илия. — Они должны были хоть где-нибудь засветиться!

— Должны, — хмуро соглашался Леон, глядя в свои записи. — Коней они, скажем, где-то же купили?

Они переглянулись с мыслью о том, есть ли возможность проверить всех, кто покупал коней в последние лет пять.

Нет, это уже был какой-то абсурд!

— Положим, — продолжила, тем не менее, развивать эту тему Илия, — если они нацелены были именно на артефакт, они ведь могли искать какую-то информацию об артефактах?

Леон посмотрел на неё с интересом:

— Предлагаете допросить всю резиденцию? — уточнил он даже с некоторым весёлым азартом в голосе.

Илия улыбнулась.

— Если это не связанный с резиденцией человек, — объяснила свою мысль она, — то он мог искать эту информацию в книжных лавках.

Версия вызвала у Леона скепсис: найти такие сведения в открытом доступе было нереально.

— Не идиоты же они! — с укором отметил он, имея в виду, что грабители, которые подготовились столь грамотно, явно не могли сглупить так бездарно.

В целом, Илия была с ним согласна.

— Нам нужно хоть что-то проверять — почему не это? — переспросила она.

И, поскольку книжные лавки были тем местом, которые одинаково любили и он, и она, они пришли к выводу, что да, стоит хотя бы проверить.

В итоге день их прошёл скорее весело, чем продуктивно. Они, конечно, не забывали опросить владельцев лавочек — те, к тому же, знали обоих следователей как своих завсегдатаев и охотно пускались в самые подробные рассказы, — но никакой зацепки им это не давало. Книжек про артефакты не существовало — этому обучали только при резиденции — и никто такие книжки не разыскивал.

Напоследок они приберегли, не сговариваясь, ту лавочку, которая у обоих была любимой — и из-за ассортимента, и из-за атмосферы. Дом, в котором она расположилась, был похож на толстую приземистую башню, и хозяин велел надстроить внутри по периметру галерею. На неё можно было забраться по лесенке и пройтись по кругу, осматривая и местные шкафы — и залежи книг на первом ярусе. В большинстве других лавочек, к тому же, царил полумрак — хозяева не любили зажигать огонь, боясь повредить своим сокровищам, — а здесь было довольно светло благодаря окнам, которые располагались по всему периметру и которые не стали заставлять книжными шкафами. Вместо того в проёмах хозяин разместил скамейки и кадки с цветами, что привело к тому, что покупатели проводили тут довольно много времени и советовали именно это место друзьям и знакомым.