Не от мира сего-4

Выстрел практически совпал со звоном кольца и треском жерди. Никитич угодил стрелой прямо в обод, когда подвеска повернулась вдоль мишени, и они совместно преломили дубовый ствол, как сухой камыш.

- Ну, и кто ж теперь победитель? - свирепо обратился к распорядителю Вася.

- У нас еще один вид, - попытался оправдаться тот.

- А ну, дай сюда! - Казимирович выхватил у первого стрелка лук и колчан и принялся выпускать стрелы, одну за другой, в пролетающую в туалет стаю голубей. - Мочи козлов!

Подбитые голуби падали, но в туалет сходить успевали. Попы и воины-наймиты бросились врассыпную.

- Ну, теперь довольно? - Вася бросил чужой лук оземь.

- Теперь - борьба, - пробасил camerlingo. - Задайте-ка ему, хлопци!

На Добрышу, почему-то полностью игнорируя разухарившегося Василия, полезли с разных сторон семь человек, один, краше другого.

- Уж ты как мне прикажешь нонь боротися,

Со всема ле мне вдруг, ле по единому? (слова из Былины, примечание автора) - прокричал Никитич, обращаясь напрямик к Бате-хану.

Тот с ответом отчего-то замешкался, но выдал все-таки свое решение:

- А боритесь-ка вы нонь как нонь знаете (тоже оттуда, примечание автора).

Лив еще успел подумать, что хорошо, что все эти "олимпийские" игры проходят не на строящемся, на манер Византийского, Колизее. Там выигрыш в свободном пространстве тут же оборачивается выигрышем в количественном составе. Здесь же можно было организовать некую суматоху, отчего слегка терялось преимущество численного перевеса.

Добрыша ринулся в толпу, которая не имела особых навыков в рукопашных схватках и состояла из попов самого разного жанра, преимущественно историко-социального. Они все больше историю трактовали, как им хотелось, да народ учили, как жить дальше. Драться им по должности не разрешалось, их орудие - слово.

Вот они и произнесли его: "Бей язычника!"

Хоть Добрыша никого из них и не бил, но покалечить мог. Нечаянно толкнув, например, либо придавив к земле, если случилось кому-нибудь оказаться между ним и одним из батиханских борцов. Тут уж не до особых церемоний.

Со всеми семерыми справиться в единоборстве, конечно, невозможно. Все дело в том, что не кроткие агнцы эти борцы, каждый имеет, как навыки, так и желание побеждать. Да и долго бороться на пределе сил - значит, этот предел достичь. А потом, хоть тресни, но не справляется организм с велением души, опускаются руки и ноги. Лучший способ выжить - удрать.

Добрыша для порядка придавил самого резвого из борцов, прыгнувшего к нему. Вместе с ним под горячую руку в объятья попалась парочка попиков, но церемониться ни с кем лив не стал. Зрители, невольно сделавшиеся участниками, с готовностью выпучили глаза и впали в беспамятство. Вот борцу, все хватавшему воздух широко открытым ртом, пришлось ногой добавить прямо по голове - это подействовало.

Сразу же наступил на ступню идущего на него, как мамонта, большого и бритого наголо соперника. Да не только наступил, но еще и толкнул его двумя руками в грудь. Тот упал, а нога осталась стоять, так как Никитич с нее не сошел. Мамонт заголосил, как при вызове мамонтихи с соседнего материка, и его настроение бороться сразу же угасло.

Тут же кто-то сунул Добрыше в ухо так крепко, что он услышал громкий звон, несвойственный для этих епархий, а сам оказался на земле.

"Это уже не борьба, это драка какая-то", - подумал он и ощутил некую неловкость от лежания. Ему мешал старинный лук, все еще заброшенный через плечо на спину. В тот же момент Никитич бездумно вывернулся из оружия и использовал его, как биту при игре в "попа", либо в "грюхи". Одним махом он сбил с ног и своего обидчика, и двух некстати подвернувшихся попов.

"Все-таки, как при игре в "попа", - мелькнула мысль, одновременно вместе с кувырком куда-то вбок. Кто-то опять угрожал ему неприятными ударами по корпусу, но промахнулся - лив вскочил на ноги, а с луком пришлось расстаться: в тетиве запутался чей-то кушак, привязанный к чужеродному пузатому телу.

Зрители наконец-то разбежались, бросив Добрышу одного, окруженного со всех сторон насупившимися борцами. Их опять сделалось семь, хотя трое оставались поверженными.

"Как у Ясона - их бьешь, а они из-под земли вылезают", - подумалось ему. - "Действительно при луке я чувствовал себя лучше (Jousin - при луке, в переводе с финского, примечание автора)".