Ни у одного, ни у другого гонца почему-то даже в мыслях не было, чтобы вернуть обратно слэйвинским князьям все богатство. Словно, помутнение какое-то. Либо, наоборот - озарение. Князь Владимир будет неприятно обрадован, что Батя-хан повел себя так вероломно, но, как и всякий хитрый политикан, быстренько сориентируется в ситуации. Руки у него, впрочем, как и у прочих князей, развязаны, никаких обязательств перед "Золотым орденом" больше нет. Силу они свою через гонцов своих выказали, пусть Батя-хан задумается: стоит ли вмешиваться в ливонские дела? А то, что Ливония пока ливонская - так это дело времени. Придет момент, когда о ней никто и не вспомнит, зато будут знать, что север испокон веку был слэйвинским. Ну, может быть, чуть-чуть скифским и даже сарматским.
(Маленькое отступление: конечно, ботва все это, обывательские разговоры о слэйвинах и ливонцах. Кто во что хочет, в то и верит. У кого, предположим, душа всецело с учебником истории - тому и гласное слово. У прочих - только фантазии. Например, Татищев Василий Никитич, 1686 - 1750, составил словарь сарматских наречий, приняв за основу финский и "эстляндский" говор, славяне по его исследованиям - пришлые, причем с юга пришлые, почти с Израиля. Сарматский словарь, конечно же, исчез, канул. Примечание автора.)
До самого Руана Василий и Добрыша не испытали никаких превратностей дороги, как то: покушения на жизнь, попытки кражи, просто хулиганские действия местного и примкнувшего к нему населения. Далее можно было ждать оказии и поплыть в сторону дома, но также можно было нисколько не ждать и поплыть в Англию, откуда каждый день уходили парусники в Скандинавию.
Коротко посовещавшись, они уже на следующий день бодро шествовали по земле Короля Артура. И тут задержаться не удалось - торговый когг, отправлявшийся к Удевалле, в обмен на эксплуатацию их силы, принял их на борт. Поработать, конечно, довелось изрядно, но так было даже лучше: морские превратности, будь то страхи перед пучиной, болезнь всего организма от валяния из стороны в сторону - позабылись сами собой. Некогда было отвлекаться по мелочам, когда большую часть времени нужно было помогать кормчему и таскать с борта на борт неподатливый румпель. Коням было плохо, они-то только стояли и качались вместе с волнами.
Северное море осенью редко бывает спокойным. Тем дороже и долгожданней ощущается твердая земля под ногами, когда, наконец-то удалось встать возле причальной стенки. Новгородцы не бросились, конечно, ниц, лобызая в экстазе разбуженную дождями грязь. Они еще помогли при выгрузке товара, и только потом, распростившись с хозяевами когга, нетвердыми походками удалились прочь от моря. Их лошади тоже ковыляли, старательно расставляя копыта по сторонам после каждого шага.
Вид у путешественников был, вероятно, достаточно комичный, поэтому опять никто не позарился на их свободу и передвижение. Через Ботнический залив они не поплыли - они его обошли стороной, двигаясь теперь все больше к югу.
Суомская земля богата своими суоми. А самый известный в то время суоми - Сампса Колыбанович - медлительный, с роскошной гривой волос, богатырь. Он предпочитал оседлому образу жизни в родной приладожской деревне Саримяги постоянное движение, поэтому мог быть обнаружен в самых неожиданных местах, где, казалось бы, и человеку-то быть не положено. Василий с Добрышей обнаружили его возле крепости Саво (до того, как она сделалась Олавинлинна, примечание автора). Здесь как раз народ обретался солидный и уважаемый. Выстроенная крепость грозила всем, кому ни попадя: и свеям, и ливонцам, и слэйвинам. Поднявшаяся на острове, расположенном на перепутье самых оживленных внутренних водных путей, она воплощала собой твердость духа, несгибаемость воли и природную мощь, какие свойственны строениям из дикого камня.
Говорят, что воздвигли ее те же йомсвики, не чуравшиеся общения с финскими колдунами и колдуньями. Место, конечно, было дивное. Церковь не имела ничего против, чтобы приспособить этот замок под свои нужды. Но не имела ничего и "за". Не приживались там отчего-то попы. То призраки по коридорам подземелий бродить начинали, то воздух в башнях рождал сам по себе звуки неведомых языков, то ли уже утраченных, то ли еще не родившихся.
Хозяев замка никто в Европах не признавал за королей, либо царей, да они в этом и не нуждались. Очень ограниченные в своих контактах вне пределов стен, потомки строителей Саво жили какой-то своей жизнью, загадочной и непостижимой. Где-то на островах Белого моря стояла подобная крепость, Соловецкая, на латинском тракте - Тракай, да мало ли где, символами ушедших знаний высились каменные башни, окруженные каменными стенами.
Добрыша с Василием, конечно, Саво посетили, пообщавшись с одним из управляющих людей - флегматичным дядькой, привыкшему ничему не удивляться. Пряжанского богатыря он, как ни странно, признал. Точнее, был наслышан о его Сигтунских заслугах. Василия он не знал, но был также сдержанно вежлив и с ним.
- Что же вас привело сюда? - спросил он.
- Домой направляемся, - ответил Вася.