Не покидай меня

— Никуда я не уйду, пока не скажу все, что желаю вам сказать здесь и сейчас. Кстати, ваша недавняя милая оргия с теми девочками записана на видео. Им по пятнадцать лет, дорогой Олег Иванович, — сожалеюще поцокав языком, с удовольствием блефовал Виктор. — Статья-с уголовная! И позор, дядя. Не говоря уж о той порнухе с девицами, которая хранится в вашем «тайном» ноутбуке, — Виктор сделал загадочные глаза и пальцами в воздухе нацарапал мысленные кавычки. — Надеюсь, я завладел вашим вниманием?

— Ах ты, подонок, — прошептал Олег Иванович, совершенно потерявшись и испуганно оглядываясь на дверь.

— Я уже в курсе этого трагического обстоятельства. Но так уж устроен мир. Один подонок жрет другого подонка. Се ля ви. Выпейте валидольчика или нитроглицеринчика на всякий пожарный. Мне бы не хотелось, чтобы в процессе нашей увлекательной беседы вас свалил инсульт или инфаркт. Это было бы огорчительно. Вы же мой дядя.

— Не сметь! Не сметь меня так называть! — хриплым шепотом прогугнел старик.

— О’кей! Как пожелаете!

— Что?.. Что тебе надо? О чем ты собрался говорить со мной?

— Если честно, даже не знаю, с чего начать! Передо мной словно гора сладостей! С какого боку подступиться? Наверное, начну издалека. Был в вашем Союзе писателей один очень интересный комитет. Что-то вроде профкома. И верховодили этим комитетом три человека. Одним из них были вы, Олег Иванович. Комитет в советские времена занимался распределением и учетом некоего недвижимого имущества. Должностишки — так себе. Мороки много, личной выгоды мало. А тут времена как раз неспокойные подоспели. Стало понятно, что статус-кво всемогущего Союза писателей сохранить не получится. Тогда комитет начал распродавать кое-какую недвижимость, принадлежавшую писательской организации разваливающейся страны. И распродавать весьма лихо. К тому времени, когда статейку-то уголовную о валютке отменили, деревянные рубли были переведены в твердые денежки. Идея (уж не знаю, чья она) была, вероятно, поначалу благородной — спасти то, что могли уничтожить общественно-политические катаклизмы в нашей вечно неспокойной державе.

Виктор говорил тоном веселым и с деланной ленотцой, все время поигрывая старым перекидным календарем на столе Олега Ивановича. Даты на календаре щелкали, раздражая старика, по всей видимости, еще больше. Поэтому он схватил механизм и швырнул его в ящик стола. Виктор не обратил на это внимания и продолжал:

— И вот появился некий депозитный счетец в одном из банков Лихтенштейна на два с половиной миллиона франков. В те времена княжество это не слишком задавалось вопросом, откуда деньжишки. Это уже потом, на волне общественного возмущения, стали требовать доказательств чистоты и благопристойности прибывающего в банки капитала.

Сказать по правде, я так и не понял, каким образом вам удалось вывезти валюту из страны. Наверное, не обошлось без помощи одного из членов комитета, бывшего генерала КГБ, который так удивительно кстати два раза прострелил свою башку у себя дома пару лет спустя. А следом отправился и наш знакомый поэт, который тоже знал об этих миллионах.

Таким образом, вы, Олег Иванович, стали единственным обладателем скромного капитала, составляющего на сегодняшний день около четырехсот тысяч буржуйских евро. И потекла расчудесная, тихая, беззаботная жизнь, которая не зависела ни от жалких ельцинских пенсий, ни от инфляции. Каждое утро икорка к завтраку, в обед зажаренные перепела и семга. Гениально! Ни в коем случае не берусь утверждать, что вы как-то причастны к гибели ваших коллег по комитету, дорогой Олег Иванович. Времена действительно были жуткие. Но, признаться, имелись в ваших бумажках кое-какие ниточки к…

— Наглец! Наглец! Наглец! — с плаксивым причитанием вдруг начал повторять очнувшийся от своего ступора Олег Иванович, бросаясь к сейфу и пытаясь его открыть. — Каков подонок! Какая мразь! Какая сволочь! Какая бесподобная дрянь!

— Олег Иванович! Бросьте! — согнулся Виктор, заглядывая под стол, где старик с отчаянием копался в утробе сейфа. — Все интересное я оттуда забрал, не трудитесь искать!

Через мгновение на него зрачком смотрела вороненая сталь. Старик держал пистолет ровно, а взгляд его выражал решительность.

Леня

Это была самая страшная ночь в его жизни. Таисия вместе со своим женихом заехали за ним прямо к дому. По всей видимости, она недавно плакала, и теперь кожа вокруг ее глаз припухла и покраснела.

— Не могу понять, что с ней могло случиться, — снова всхлипнула Татка. — Если бы я только могла предположить, что…

Леня не хотел ее утешать, но все же нашел в себе силы произнести:

— Мы пока ничего не знаем. Поэтому никто ни в чем не виноват. И бога ради, Таисия, будь добра, перестань причитать и расскажи, куда Ира отправилась и зачем?

Татка высморкалась и еще раз повторила свой разговор с его женой. Ничего нового Леня не узнал. Кроме того, что Ира была чем-то расстроена, но согласилась уехать из города только из-за уговоров самой Таисии.