Не расстанусь с Ван Гогом

Надя хотела возразить, возмутиться даже, но потом подумала, что, вероятно, Татьяна права. Наверное, замуж за Холмогорова она выходила по любви, но потом выяснилось, что может жить и без него. А сейчас, когда Саша недвусмысленно намекает на то, что хочет вернуться, совсем не жаждет этого. Значит, любви не было никогда, потому что любовь дается одна на всю жизнь: когда можешь простить и принять, можешь забыть обиды и жить счастьем лишь от одного присутствия рядом единственного близкого и родного человека. Ей же совершенно не хочется, чтобы Холмогоров находился рядом всю жизнь. И спокойно чувствует себя, когда смотрит на него, слышит его вкрадчивые слова. Все, что было прежде, уже не крутилось перед мысленным взором, как когда-то, она даже не вспоминала в последнее время о бывшем муже. Может быть, потому, что забот и без того хватало. И потом, она больше думает о Павле, ждет встреч с ним или его звонка.

И вдруг Надя с радостным для себя удивлением поняла, что любит именно Павла. Любит его одного, как не любила никого и никогда. Но это понимание не добавило радости в жизни, потому что Павел всего-навсего ее хороший знакомый, может быть, друг, и ничего больше. Или все-таки добавило? Наверное, кое-что изменилось, ведь не случайно при мысли о Павле так сладостно и удивленно заныло ее сердце. Почему так внезапно?

Что такое любовь и как она приходит к человеку? Как случайное знакомство оказывается вдруг самой важной встречей в жизни? Как еще совсем недавно незнакомый человек становится самым близким и самым родным, частью тебя самой – причем лучшей и самой ранимой частью? У нее не было ответов на эти вопросы. Только уверенность – когда так происходит, весь мир меняется – становится добрым и ласковым. И люди вокруг – такие близкие и почти родные…

– Как хорошо! – сладко потянулась Бровкина. – Никуда сегодня спешить не надо; поеду домой и отосплюсь. Только на работу позвоню – предупрежу, что не приду сегодня. Хотя они там и сами должны знать, что у меня трагедия всей жизни.

Продолжая потягиваться и выгибать спину, Таня без всякой паузы перевела разговор на другое:

– Если вдруг мне предложат повышение, пойдешь ко мне работать?

– Кем?

– Моим помощником или секретарем-референтом. Теперь, чтобы утешить, мне просто обязаны предложить должность начальника отдела. А значит, по штату начальнику положено иметь помощника. Будешь составлять для меня расписание рабочего дня, назначать встречи, подготавливать речи для выступлений на конференциях, отвечать на письма граждан. Материально не пострадаешь, даже наоборот. И тебе к зарплате буду доплачивать лично.

Татьяна смотрела на подругу с таким искренним сочувствием, что обижаться на нее было невозможно. Но Надя отказалась, сказав, что уже нашла другую работу, где ее ждут.

– Подумай хорошенько: со мной у тебя будут более лучшие условия, – настаивала Бровкина.

Ее косноязычие, которое Надя прежде старалась не замечать, сейчас начало раздражать. А подруга продолжала улыбаться.

– Саша рассчитывает к тебе вернуться?

– Не знаю, на что он рассчитывает, но у меня другие планы на жизнь.

– Вот и правильно. Зачем он тебе?

Таня наполнила чаем еще одну кружку.

– Может, мне за него замуж выйти? Что мужику одному кантоваться? Ты извини, но мы с ним все-таки не посторонние друг другу люди.

– А как же вице-губернатор?

Бровкина задумалась. Наконец ответила:

– Одно другому не мешает. Хотя ты права: надо будет в самое ближайшее время определяться, кого брать в мужья, а кого в любовники.

«А подруга ли она мне? – подумала вдруг Надя. – Вероятно, да, раз и эта глупость меня не тронула. Других близких знакомых у меня нет, и у нее, скорее всего, тоже. Она не очень умна, необразованна, но зато говорит то, что думает. С ней проще, чем с людьми, от которых не знаешь, чего ожидать».

Надя с Татьяной ехали в такси, когда по радио стали передавать городские новости. Начали с громкого убийства, сообщили, что потрясена не только вся городская администрация, но и все жители города…

– Ага, – прокомментировал высказывание пожилой водитель, – особенно я потрясен, что только одного замочили. Всех их, гадов, надо к стенке ставить. Сейчас если кого убьют, то никто и не сомневается, за что. Наворовали, простых людей без штанов оставили, а теперь красть больше не у кого, вот и тащат друг у друга. Помню, давным-давно, когда только перестройка началась, говорили: «Сначала перестройка, затем перестрелка, а потом перекличка». Все так и получилось. И этого тоже не просто так грохнули.

– Вы ж не знали этого человека, а такое на него наговариваете! – возмутилась Бровкина.

– Вы, что ли, были с ним знакомы? В какой стране живете, девушка? Я не знаю, может, у вас все в шоколаде, но всем остальным абсолютно все равно, кого там еще убили: их мочат-мочат, а ничего не меняется…

Татьяна было открыла рот, чтобы сказать водителю что-нибудь очень обидное, но решила промолчать. Обернулась к Наде за поддержкой, а та смотрела в окно.