Не стирайте поцелуи. Книга 2

Когда Лео кладёт ладонь на мою щиколотку, меня прошибает током. Я вскакиваю, бросаю шланг от душа на пол, одновременно ударив по рычагу смесителя. Потом, быстро опомнившись, вешаю душ на место, спокойно снимаю с крючка полотенце и, уже набрасывая его на спину Лео, успеваю порезаться о тонкий и острый как бритвенное лезвие взгляд. Я даже дышать на мгновение перестаю, не говоря уже о волне мурашек на спине и руках.

– Хватит, а то замёрзнешь, – соображаю, что сказать, как только удаётся разжать челюсть.

Перед сном нужно поменять Лео повязку. Необъяснимого концентрата эмоций больше нет, тёплый и тусклый свет в его комнате успокаивает и настраивает на отдых, поэтому я смело усаживаюсь на край постели. Лео лежит на животе, по пояс укрытый одеялом, его глаза закрыты, и это тоже укрепляет моё чувство безопасности.

Я поддеваю угол хирургического полупрозрачного пластыря ногтем, но он сидит, будто припаянный. Как бы я ни пыталась отделить его от кожи, он норовит оторваться вместе с ней. Мне страшно даже представлять, насколько это должно быть больно на разрезанной и ещё не зажившей ране.

– Если я тяну слишком сильно, ты скажи, – прошу, потому что его закрытые глаза и отсутствие реакций на мои действия пугают.

– Окей.

Его голос хриплый и вкрадчивый, но я убеждаю себя в том, что он просто сонный, уставший. Однако, пока дурацкий пластырь отдирается от раны, я снова чувствую его взгляд. И если он и впрямь энергия, то от той, которая сегодня наполняет Лео, у меня уже во второй раз озноб.

Мне приходится смазывать его рану дрожащими руками, потом ими же стараться ровно прилепить новый пластырь. И пока эти упрямо трясущиеся руки собирают и складывают в пакет мусор, Лео переворачивается на спину и садится. Он всего лишь касается моего запястья – одно маленькое прикосновение, а у меня гусиная кожа. И он это видит – не может не видеть, потому что волоски на моём предплечье встали дыбом, а Лео, как раз, на него смотрит. Потом он смотрит на мою шею, и я готова сквозь землю провалиться. От стыда и смущения, мои глаза закрываются сами собой – мне просто дух нужно перевести. Перезарядить выдержку. Она у меня прочная, надёжная, но иногда и ей нужны перезарядки.

Я ощущаю вначале дыхание у своего уха, потом прикосновение, и теперь это не пальцы, а губы. Мне страшно открывать глаза – решимости не хватает, а может, я просто физически не способна сказать «нет» десяткам осторожных поцелуев на моей щеке, подбородке, шее. Они добираются до моего рта, и мне бы вскочить и убежать, унести ноги, но… нет никаких сил. Сотни маленьких сливаются в бесконечный один. И он длится вечность. Но даже вечность конечна – наука уже доказала.

– Что я сделал?

Мой блаженный делириум рассеивается почти мгновенно.

– Что я сделал? Скажи!

Даже сквозь шёпот я чувствую его страх, слышу сожаления.

Его просьба вскрывает нарыв моего отчаяния, жажды быть… успеть стать хоть для кого-то самым важным на этой планете человеком, и она хлещет из меня фонтаном слёз и попыток вырваться, выпутаться, но Лео, переживший пять дней назад наркоз и операцию, всё равно сильнее меня. У него ведь сильные руки. Им ничего не стоит определить для меня место по своему усмотрению, например, уложить рядом, обнять и прижать к себе.

У Лео под одеялом так тепло и так спокойно.

Любой истерике рано или поздно приходит конец. Мою вначале взяли в плен, а потом рассеяли ладонями, пальцами, губами. Мне не хотелось уходить и не хотелось оставаться. Я жаждала уйти и жаждала остаться. А когда не знаешь, чего хочешь, твои решения всегда принимают другие.

Лео выключает свет и раздевает меня, но это не важно – мои глаза всё равно закрыты. Я запрещаю себе думать о том, что ему всего лишь нужна разрядка. А мне отчаянно нужно его тепло. Не важно, каковы мотивы, мы оба этого хотим. Нам обоим это необходимо. Какой прок от правды и истин, если они слишком горькие, чтобы проглотить их целиком? Можно ведь и частями.

Только один раз, говорю себе, только один единственный раз.

И шарю в памяти в поисках всех его взглядов, чтобы собрать их в один настоящий, и вообразить, что сейчас он смотрит на меня так, как смотрел бы влюблённый мужчина на самую главную в своей жизни женщину. Карлу, например. Я заставляю себя поверить только раз – сейчас, а потом просто будь, что будет.

И когда его руки стягивают с меня последнее – футболку, я поднимаюсь, чтобы встать на колени поверх него. Жду, пока он зафиксирует себя в нужном положении и поможет мне, но Лео только проводит пальцами по моей щеке. Нежно очень. И тут я понимаю, что, хотя свет и выключен, в комнате не темно, потому что сейчас не ночь, а всё ещё вечер. Его глаза открыты, и он видит ими меня, а не свою Карлу. Он не пялится с жадностью на мою грудь, как тогда, в наш первый раз, не пытается заглянуть ниже, он неотрывно смотрит на моё лицо, и если я ему позволяю, то в глаза. Мне это не нравится.