Не стирайте поцелуи. Книга 2

У него во рту трубка, над ней маска и с десяток прикреплённых к шее и груди трубочек. Его голову и шею удерживает металлическая конструкция, вроде воротника, а к щекам ремешком привязаны силиконовые круги. За всем этим очень сложно разглядеть его лицо, но самое душераздирающее – то, как он пытается открыть глаза и сфокусироваться, и не может. Чья-то рука в голубой медицинской перчатке аккуратно гладит его по волосам.

– Эй, Лео! Все твои друзья пришли к тебе. Они все здесь!

Наконец, ему удаётся разомкнуть веки и пару секунд удерживать их приоткрытыми. Его мутные зрачки так беспомощно вглядываются в пространство, что при каждой его попытке что-то увидеть где-то в районе потолка я всхлипываю и нажимаю на паузу. Это человек, который жив примерно на пять процентов, и то только благодаря аппаратам, в прямом смысле вдыхающим в него жизнь. Он снова открывает глаза и закрывает их.

– Мы любим тебя! – хором слышны голоса.

– Он совсем зарос… – а вот этот отдельный голос из всех я узнаю – это Карла.

Да, у Лео щетина, которая через парочку дней могла бы назваться бородой. А потом на экране появляется надпись: «Лео пришёл в себя впервые за 5 дней».

Это канал Келли. Всего им загружено двадцать два видео, два из них о Лео в отделении интенсивной терапии, одно во время восстановления. Лео мог лишиться ноги – её повреждения были слишком серьёзными, но всё обошлось. Одну мышцу удалили, если я верно поняла, и если Келли ничего не перепутал, составляя хронику этапов восстановления друга. В кадре видно только, что всю его голень поместили в конструкцию со спицами, есть также фото шрама после операции. Я видела этот шрам, сейчас он выглядит тонкой белой полоской с внутренней стороны его бедра, которую и не заметишь, если не приглядываться. Позже есть кадры Лео в пластиковом корсете. Кто-то перемещает его из кровати в коляску при помощи специальной конструкции вроде гамака, и от боли Лео жмурится и выгибает назад шею.

Все остальные видео сделаны Келли до аварии. На них в основном сёрфинг, и Лео иногда попадает в кадр. Есть один ролик, где они просто едут по автобану, Келли за рулём, Лео рядом.

Задаю «авария парень GMC Лос-Анджелес» и двадцать первым результатом получаю то, что искала. Пожилая семейная пара на Корвете 1962 года намеревалась выехать на автобан, но машина заглохла в самом неудачном месте – на рампе. Чтобы никто не врезался, женщина семидесяти лет вышла на проезжую полосу и стала махать шарфом приближающимся машинам. Когда Лео заметил её, безопасно затормозить было уже невозможно – на рампе все выезжающие на автобан машины всегда набирают скорость, а не сбрасывают её. Он выкрутил руль, чтобы не сбить женщину, и врезался в борт рампы, сконструированный так, чтобы переворачивать машины на крышу. Если бы Лео только перевернулся, его повреждения были бы минимальны. Но он потерял сознание и не успел вылезти – в его машину врезалась другая, и никто, никто не надеялся, что парень внутри выживет. А он выжил.

Я возвращаюсь через двадцать часов – в семь утра следующего дня. Лео перевели в комнату с меньшим количеством медицинских экранов. В горизонтально вытянутое во всю стену окно виднеются залитые ржавым утренним солнцем небоскрёбы центра Ванкувера. Солнце зимой в наших краях – немыслимая редкость.

Лео повёрнут на бок. Кто-то уложил его так, свернув одеяло в жгут и положив согнутую ногу поверх него. Подушку ему также приподняли по бокам, чтобы голова находилась в выемке, поэтому его лицо буквально наполовину в ней спрятано. Он до сих пор голый, и кто-то укрыл его тонкой простынёй.

Прежде, чем я успела уйти и сохранить хотя бы часть своей психики, он успел сказать ещё кое-что: «… хотела напомнить, как я жалок. Чтобы не вздумал вернуться. И я не вернусь. Не бойся».

Эта ночь прошла в агонии сомнений, слезах, конечно, и тысяче обещаний себе. Были ещё очень сложные, многофакторные средневзвешенные решения. Одно из них – самое важное – это то, что я всё-таки здесь.

Лео дрожит от холода. У него синие губы и красные глаза. И очень пронзительные, острые. От вчерашней туманности сознания не осталось и следа, сейчас оно чистое, как слеза.

– Доктор сказал, через сутки тебе нужно вставать. Пробовать ходить.

Он молчит.

– Вставай!

– Не могу, – его едва слышно. – Пока не могу. Попробую чуть позже.

Я заглядываю назад – здесь ему тоже подложили валик, чтобы не завалился на спину. Мне интересно посмотреть на место операции: отодвигаю простынь и едва ли не вскрикиваю – белая наклейка, которая «держит» разрез тянется по всему позвоночнику. Они вскрыли его полностью, что ли? Он дышит очень тяжело. Ещё хуже выглядит – будто три года работал без сна и сейчас вот просто упал без сил.

– Лео, ты спал ночью?

– Нет.

– Почему?

Он молчит. И в этот момент меня буквально пронзает догадка. Она же «ошпаривает» мою совесть так, что меня бросает в жар и начинает потряхивать.

– Лео… – не знаю, даже, как спросить его. – Ты… на кнопку нажимал?

– Какую? – шёпотом уточняет.

– С обезболивающим. Я вчера перед уходом тебе говорила… ты не помнишь?