Не стирайте поцелуи. Книга 2

Я беременна? И даже не знала об этом? И узнаю вот так?

– А… ребёнок? Его можно как-нибудь спасти? Закрепить на место?

– Плод уже мёртв. Сутки, может быть, двое.

В носу начинает щипать. И кто-то внутри меня – тот, кто единственный всегда обо мне заботится, вдруг говорит мне очень важное: «Печень тут ни при чём. Твоя печень всё ещё работает – это главное!»

– А печень?

Врач смотрит на меня, как на дуру. Вот, наверное, думает, заладила со своей печенью.

– Мы не проводили диагностику по поводу печени, потому что у вас симптомы выкидыша, и диагноз уже подтверждён результатами ультразвука. У вас есть пять-семь минут до операции. Позвоните родственникам, предупредите их.

Пять минут. Нет времени на сообщения, и я решаю позвонить ему. Проблема только одна – звонить некуда. Обмен сообщениями стал вначале нашей «фишкой», а потом просто неискоренимой привычкой. Мы ни разу не звонили друг другу.

Я набираю Марлис.

– Привет, мне срочно нужен номер телефона Лео. Можешь дать?

– А… привет, Лея! Как я рада тебя слышать! Как у тебя дела? У Карлы не очень, ты уже, наверное, знаешь…

– Марлис! Дай мне, пожалуйста, номер телефона Лео, это срочно!

– Ам… Его номер телефона? А он тебе разве не дал его?

– Слушай, мы не обменялись номерами с самого начала, а потом просто я не просила из гордости, или не знаю ещё по какой причине, но сейчас мне срочно нужно кое-что ему сказать, это очень важно, а он не отвечает на мои сообщения, понимаешь?

– Я понимаю, Лея. Но… если он сам не дал тебе свой номер, я не знаю, должна ли я…

– Я жена его, слышишь? Жена! Мы женаты! Это просто нелепость, недоразумение, что телефонами не обменялись… Марлис!

– Прости, Лея. Я не могу. Это всё не моё дело. Мне жаль, но разбирайтесь сами. Он сам тебе позвонит.

– У него нет моего номера…

Мне ещё отчаянно хочется ей сказать, что я беременна от него, и что он должен, обязан узнать об этом до того, как я перестану, а перестану я вот буквально уже через какие-то минуты, потому что медсёстры по очереди подходят ко мне и вкалывают в мои вены свои жидкости, подсоединяют ко мне трубки, снимают с меня одежду! Но что-то меня останавливает. Беременность – это самое моё сокровенное, я не могу сказать об этом ей, это только для него…

– Ещё раз извини, Лея.

Я кладу трубку и даже не говорю ей «пока». И начинаю смеяться. Это истерика, я знаю, но смешно же: час назад я думала, что умираю, и мне было на всё плевать. Но тут вдруг выясняется о беременности, которая и не беременность вовсе, а патология, и вся моя драма на месте. Любовный треугольник, мать его: Лео, Карла и я. А декорации – все его верные до маразма с идиотизмом друзья.

Paris Jackson – Let down

Мне удаётся отправить Лео сообщение с технической информацией о том, что я в больнице, и меня будут оперировать, как вдруг от Марлис приходит СМС с номером его телефона. И приписка: «Вот его номер».

Я набираю. Вначале идут долгие гудки, затем включается автоответчик, предлагает оставить голосовое. Я сбрасываю и снова звоню, и так трижды. Медсёстры показывают, что всё, мол, время вышло.

– Пожалуйста! – прошу их. – Я до мужа никак не могу дозвониться. Мы поссорились накануне, и он ничего не знает!

Они кивают, и я набираю его в четвёртый раз. Гудки длинные буквально пару секунд, а потом сразу короткие. Я звоню ещё, и на этот раз сразу только короткие. А потом девушка механическим голосом ставит меня в известность, что абонент не может принять мой вызов. Отдаю телефон медсестре.

После операции узнаю прелести анестезии на собственном опыте. Во рту так сухо, что, кажется, язык потрескался. Кто-то несколько раз зовёт меня по имени и даже сообщает, что я молодец.

К моменту прихода врача мне уже удаётся полностью отойти.

– Лея! – обращается он ко мне со вздохом. – Вы молодая женщина, и это важно, когда приходится принимать некоторые хирургические решения. В теории вы ещё сможете иметь детей – в этом плане удалось сохранить всё в целости. Но меня беспокоят некоторые другие моменты. Вам придётся остаться здесь ещё минимум на сутки для дополнительных обследований. У вас очень неудовлетворительный анализ крови.

– Хорошо, – говорю и даже стараюсь расправить плечи.

Что бы они там у меня ни нашли – это в любом случае лучше, чем смерть сегодня или завтра, как я предположила вчера.

Вскоре мне приносят еду и мои вещи, в том числе телефон.

Сколько длилась операция? Может быть, полчаса, может быть час, плюс время на анестезию… Я догадываюсь посмотреть время звонков – три часа прошло. Три часа. Чем можно заниматься целых три часа и ни разу не проверить, работает ли твой телефон? Не звонил ли кто?

Чем можно заниматься… три часа?

Мне становится жарко-жарко. А потом внутри такая пустота, когда время идёт, мельтешат люди, а ты сидишь, как истукан, и не можешь пошевелиться. Всё становится таким… бессмысленным.