– Ну вот, Кай. Кааай. Кай, я хочу попросить у тебя прощения.
– За что?
– За свой звонок. Понимаешь, человек, по сути, слабое существо. Даже если мы стараемся быть сильными, иногда даём слабину. Но звонить не нужно было, объективно. Я только зря тебя дёрнула.
– Лея, ты молодец, что позвонила. Ты дала мне возможность принять участие, что-то сделать. Нет ничего страшнее неведения, понимаешь? Это важно не только для тебя, но и для меня.
– Понимаю. Понимаю, что ты понимаешь, гораздо больше, чем я говорю, и видишь дальше, чем возможно физически. Но позволь мне высказаться, ладно? Я отдаю себе отчёт, что ты, вероятно, в некотором роде, уже догадываешься, о чём пойдёт речь, но я так много думала об этом, что теперь мне необходимо поделиться этими мыслями, но… я хочу, чтобы меня услышали и поняли. Ты поймёшь. Должен. Ты – тот до ужаса редкий человек, который способен понимать такие вещи.
– Хорошо, говори.
– Твоя жена любит тебя?
– Она придёт к тебе, вот ты и спроси.
– Но всё-таки, не увиливай. Как ты сам ощущаешь? В каком осознании ты живёшь, что между вами? Любовь? Привязанность? Привычка?
Он довольно долго молчит. Потом начинает говорить.
– Лея, только для тебя делаю исключение. В норме я никогда и ни с кем это не обсуждаю. А на данном этапе моей жизни подобраться ко мне настолько близко, чтобы заставить говорить о таких вещах, смогла только ты – ещё тогда в самолёте. Ты на особом положении, и ты важна для меня. Мне важно, что ты думаешь, и мне важно, хорошо ли тебе. Понимай, как хочешь, но я говорю о том, что чувствую и делаю это искренне. О моей жене. Я живу с ней уже двадцать лет. За это время она только один раз сказала, что любит меня. Причём уже после того, как мы с тобой познакомились. Я до сих пор не знаю наверняка, что именно спровоцировало это признание, хотя у меня и есть версии. Так вот, по поводу твоего вопроса: она никогда не говорила, что любит, но я всегда это знал и никогда не сомневался.
Я чувствую свою улыбку. Она лёгкая и мне почему-то хорошо.
– Ты счастливый человек – в тебе есть смысл. Есть роль, есть миссия, даже ноша… хотя, подозреваю, она может быть настолько приятной, что восприниматься, как счастье. Так или иначе, всё относительно, неопределённо, одно перетекает в другое, искажается, приобретает другой облик.
– И смысл.
– Смысл есть только в тех, кого любят. У них есть значение. Тебе нельзя умирать, потому что они тебя любят – твоя жена и твои дети. На тебе ответственность, твоё существование оправдано и обосновано.
В его взгляде пустота. А мне так хотелось, чтобы он понял.
– Лея, – говорит и делает очень долгую паузу, как бы подчёркивая её многозначительность. – Лея в тебе есть смысл. Поверь, в тебе смысла больше, чем во многих. Сейчас в твоих глазах разочарование – ты хотела, чтобы я принял твою сторону. Но это в принципе невозможно. Я уже сказал тебе, что ты важна для меня, рассматривай это как форму любви. Опустим романтическую сторону, она сейчас и в общем неуместна, поскольку я женатый и достаточно принципиальный человек. Но взгляни на мою готовность всё бросить и, не меняя рубашку, лететь к тебе почти через всю страну, потому что услышал в твоём голосе отчаяние, как на проявление любви. Пойди дальше и пересчитай всех в своей жизни, для кого ты важна так же, как для меня. Зная тебя, я уверен, что таких найдутся сотни. Даже если ты не говорила с ними годами, и даже не вспоминала о них, поверь, они о тебе помнят, потому что световая частица довольно долгое явление, хоть и не вечное. Ты слишком много веса вкладываешь в романтическую любовь, и это ошибка. Это страшное заблуждение. У каждого в нашем муравейнике есть своя роль, каждый вносит свою лепту в общее движение.
– Прошу, не начинай про свой прогресс.
– Как раз собирался упомянуть.
– Я прочитала твою книгу.
– Какую?
– Нил Деграсс.
– А, – усмехается.
Прямо вот на полном серьёзе улыбается, и из глаз его лучится мягкость.