– Тогда точно дура, – печально вздохнула белокурая красавица и пригорюнилась.
Вновь наполнив бокал, ступая будто пава, приблизилась. Ноготком подцепила цепочку на моей шее и ловко высвободила спрятанный кулон. Я стояла неподвижно, послушно, будто под гипнозом. Похоже, чары Анны оказались столь сильны, что даже я попалась.
Держа украшение в тонких пальцах, она рассматривала его задумчиво, вглядываясь в надменный перелив дорогих камней. А я не могла отвезти глаз от нее. Она была прекрасна. Я же казалась себе замухрышкой в дурацкой робе. На месте Тимура я бы тоже в нее втюрилась по самые уши. Интересно, что произошло между ними?
– Это бриллианты, -прерывая поток моих мыслей, но не поднимая глаз, сказала она. – Редчайшие. Качество камня, цвет, огранка… В них все безукоризненно. Большая редкость.
– Да? – охнула я и, воспользовавшись моментом, подалась назад, отвоевав обратно свое личное пространство.
– Да, – передразнила Анна и поморщилась. Пришлась ли ей не по душе моя глупость или необходимость отпустить ценную вещицу – не знаю.
Осушив еще один бокал, она поставила его на стол. Теперь я вновь видела лишь ее спину. Анна открыла сумку с медикаментами и добавила с плохо скрываемой горечью:
– Быть с мужчиной, который тебе ценит, любит и балует – лучший подарок, который может сделать женщине Судьба. Но ты еще юна и слишком глупа, чтобы понять, что подобных подарков она не дарит никому. Ибо редкостная сука. А мужики, по сути своей, не способны ни любить, ни ценить. Они видят в нас игрушку и играются пока не надоест. А потом забывают, найдя потеху поинтереснее. Это если повезет.
– Если нет?
На вопрос она не ответила. Резким движением развязала кушах халата. Нежный шелк легко соскользнул с ее тела на пол. Анна осталась абсолютно обнаженной.
Хорошо, что она не видела моего лица. Страх и жалость, читавшиеся на нем, неспособны были бы ее утешить, только обидеть или разозлить.
Быстро справившись с собой, я приняла привычно-безучастное выражение лица и подошла к ней. Придвинула сумку и вытащила все необходимое.
–Не возражаете, если я включу свет? Так будет лучше видно.
Анна равнодушно пожала плечами. Вновь наполнила бокал. Только сейчас до меня дошло, вино для нее – анестезия от ран души и тела. Когда свет озарил номер, я принялась обрабатывать ее тело, сплошь покрытое иссини-черными и багровыми полосами – следами от ремня Аббасова.
– Ювелирная работа, не так ли? – хмыкнула она, когда я закончила.
Я лишь кивнула. В меткости Юсуфу не откажешь. Он бил ее жестоко и зная свое дело – удары приходились на ребра, спину, живот. Очередное дизайнерское платье легко скроет почерневшее от ударов тело. Никто, кроме него, не увидит содеянное. А на публике она будет все также прекрасна. Изнанка чужой роскошной жизни вызывала отвращение.
Пока я убирала после перевязки, Анна найдя позу, в которой ей не было больно, замерла на диване, откуда и наблюдала за мной. Бессилие – чувство, которое я ненавидела больше всего. Увы, мы с ним были хорошо знакомы и водили давнюю дружбу.
Хотя, бывали времена, что рождая во мне злость и протест, именно оно, вернее, сопротивление собственной слабости, и заставляло меня идти дальше, не сдаваться. Парадокс человеческой психики…
Но отвечать только за себя куда проще и легче, чем еще за кого-то. И сегодня я злилась особенно сильно. Ведь отлично понимала, что в синяках, что оставил на Анне Юсуф, есть и моя вина. Конечно, я не заставляла ее жить с этим мужчиной. Но и в том, что его выпад был спровоцирован моей вчерашней выходкой не сомневалась.
Страшно представить, что сделает он со мной, если узнает, что я уже дважды перешла ему дорогу. Вначале не дала одурманить Константина, а потом спрятала Тимура. По сути, если бы я не вмешалась, Юсуф наверняка бы не проиграл (или был бы избавлен он выплаты долга). Теперь же он потерял огромные деньги и, в его глазах буду виновата я (не собственную же играманию винить). Н-да, если уж он любовницу и не подумал пожалеть, то мне лишь на чудо надеяться.
–Он не такой как все…-едва слышно сказала Анна. – Он как из книжки, но
Я поморщилась, что не ускользнуло ее глаз. Пусть так, я не просила ее вмешивать меня в свои проблемы. А, если не нравиться реакция – придется проглотить. Ведь слушать оду душке-Аббасову я не собираюсь.
Анна притихла. Причин оставаться в ее номере не имелось. И оказаться подальше хотелось очень. Но вдруг она посмотрела на меня взглядом олененка Бэмби и попросила жалостливо:
– Посиди со мной. Хотя бы пару минут… Юсуф и Фархад вернутся только к вечеру. Тебе бояться нечего. А я…
На ее глазах показались слезы, похожие на чистейшие капли росы. И я, чувствуя себя кругом виноватой, плюхнулась на диван рядом с ней. Анна робко улыбнулась и притихла.
– Знаешь, у меня ведь совсем нет подруг. Да и близких людей тоже нет. Когда-то меня это меня устраивало. В этом был своеобразный кайф – быть самой по себе. Ни от кого не зависеть, ни в ком не нуждаться.
– А сейчас? – спросила я, чувствуя тревогу, ведь именно к подобной независимости я и стремилась.