Но все же я их заметила. Инесса и Кузьма стояли под ледяной пургой прижавшись к стене дома, не боясь попортить дорогие наряды. Они пристально следили за происходящим. А на лицах обоих всепоглощающий страх и сожаление. Сожаление о том, что нас спасли. С живыми мороки больше, чем с мертвыми.
Игроки наблюдали за происходящим из окон пустующих номеров, каждый на своем этаже. Я не видела их лиц, но знала, что это они. Один лишь Константин не побоялся выйти на улицу. Он стоял аккурат напротив меня, по другую сторону двора. Не мешая пожарным и врачам. Контролируя все происходящее. Не спуская с меня глаз.
– Вот и твоя карета прибыла.
Я увидела, как в арку въехала еще одна машина «Скорой». Испугалась, что нас с Аленкой увезут в разные стороны, и я не узнаю, что с ней. Но мой спаситель-чародей, сказал:
– Не боись. Поедете вместе.
Едва «Скорая» остановилась, как он подхватил меня на руки словно пушинку. И понес к ожидавшим врачам.
Вселенная вновь пришла в движение. Все закружилось в бешенном ритме. Грудь сдавило. Звуки слились в единую оглушающую шумно-гамную какофонию. И сквозь весь этот хаос, вдруг прозвучало мое имя:
– Ульяна!
На смерть перепуганный Тимур попытался прорваться ко мне. Оказывается, все это время он был поблизости. Но мой спаситель захлопнул перед его носом дверь «Скорой» и сказал грозно:
– Пойди погуляй. Не до тебя сейчас.
Я бездумно таращилась на уличный фонарь сквозь окно палаты. На темном ночном небе его свет был единственным светлым пятном и оттого казался еще ярче, потому и приковывал взгляд.
Свесив ноги, я тихонько сидела на краю больничной койки. Едва слышно посапывая, Аленка спала рядышком. В палате на четырех больных мы были одни.
Свет фонаря освещал ее лицо, но делал пугающе бледным. Повязка на макушке некрасиво топорщилась. Но это была не слишком большая беда. В целом, и я, и Аленка отделались малым горем. Обе заработали по сотрясению и надышались дымом. Но, учитывая, что нас оставили заживо сгорать в огне – сущая ерунда.
Перед тем, как она уснула, мне удалось поговорить с ней. Но ничего важного она сказать не могла. Как и я, она шла в хостел. Заметила открытую дверь кладовки, заглянула. В кладовке явно что-то искали – скарб с одного из стеллажей был сброшен на пол. Но осмотреться как следует она не успела. Ее ударили со спины, как и меня. Но, видимо, гораздо сильнее. Ведь очнулась она уже в больнице, а о пожаре узнала от меня.
Врачи-перестраховщики побоялись истерики, едва слезы покатились по ее щекам. Вкололи ей львиную долю лекарства и теперь она проспит до самого утра, а может и больше, богатырским беспробудным сном. Я от подобной роскоши отказалась.
И теперь тревожила свою больную голову тяжелыми мыслями, пытаясь решить, что делать дальше. Я отлично понимала, что больничные стены меня не защитят. И, если неведомый злодей (или злодеи) решать завершить начатое, добраться до меня и Аленки – дело плевое. А до беззащитных Тамары и Янки и того проще.
Я вновь посмотрела на Аленку. Мне стало мучительно жаль, что она попала под раздачу ни за что, ни про что. Впрочем, как и я. Но за нее почему-то было обиднее.
И я собрала себя по кусочкам, игнорируя боль и подкатившую к горлу тошноту, покинула палату. Я должна покончить с этим раз и навсегда.
С опаской выглянув в коридор, я с удовольствием отметила, что он пуст. Точнее, нет ни полиции, ни врачей. Один лишь Ромка, ссутуливший плечи, сидит под нашей дверью.
Заметив меня, он подскочил и бросился к палате. Выставив вперед руку, я сказала тихо:
– Спокойно, товарищ. Аленка спит, не буди.
– А ты чего не спишь? –бережно обняв меня, спросил он. Я лишь плечами пожала. – От тебя пахнет, как от головешки.
– Это потому, что я едва ей не стала.
Ромка осекся и замолчал виновато. Я же высвободилась из его объятий и села на скамейку. Голова кружилась и небольшой передых лишним не был.
Пока я собиралась с силами, Ромка уселся рядом. И торопливо, плохо сдерживая эмоции, поведал о появлении пожарных в отеле. О всеобщем удивлении и страхе. О Константине, бросившемся нас спасать, но не допущенном пожарными к геройству.
–Ты ведь понимаешь, что вас хотели убить?
– Понимаю, – машинально потрогав огромную шишку на затылке, сказала я.
– Ты знаешь, кому это было выгодно? Я имею ввиду, ты видела нападавшего?
– Не знаю и не видела.
– Но не бывает же так, чтобы…
Ромка осекся и замолчал на полуслове. Оба мы слишком хорошо знали, что дела в отеле нечисты, а ставки слишком высоки и может быть все. Более того, об этом Ромка знал куда больше моего. И реальную картину представлял неплохо. Только вот делиться информацией не спешил. Мне хотелось бы думать, что его молчание – попытка защитить. Но причин для сомнений имелось куда больше, чем аргументов в пользу его высоких моральных качеств.
– Куда ты? – встревожился он, едва я поднялась.
– Не хочу оставаться в больнице.
– Ночь на дворе, – нахмурился он. – Подожди хотя бы до утра.
– Не хочу.
– Ментов боишься?
– Не боюсь. Но и встречи не ищу.
– Они не приходили.
– Явятся. Если только Инесса не подсуетится.
– Расстарается, можешь не сомневаться.
– Тем проще.