(не) твоя тайна, или Разбуди мою страсть

— Ой, это тот самый заказчик, которому ты нарисовала такие крутые рисунки? Мне понравилось, — широко улыбнулась девочка, тогда как мы с Викой растерялись, оба. Я помнил те рисунки, буквально час назад их пересматривал, испытывая при этом глубокое моральное удовлетворение: почти на каждом рисунке была часть меня, волшебство, магия рыжей ведьмы, не иначе. Потому что я смотрел на те самые рисунки и понимал, что мне дышать вдали от этой рыжей женщины больно.

Опять.

Девять лет назад я с трудом себя переборол. Сначала искал ее. Бесился как сумасшедший, но уехать со службы не мог. Написал рапорт на выезд, искал ее номер, помог парнишка с соседней заставы, тогда как говнюк Калинин не сказал мне ни цифры.

Я позвонил всего два раза, она не взяла трубку и так и не перезвонила. Потом мне все же подписали рапорт, и я решил: чего звонить попусту? Приеду и все проясним. Но, когда я наконец-то выбрался в ее родной город, Вики там уже не было, телефон её был недоступен, а родители сказали, что девушка уехала в столицу.

Я нашел ее страницу в инстаграме и, когда увидел, что лента с ее фотографиями за последнюю неделю пестрит каким-то мужиком, не сдержался и разъебашил собственный телефон. А хотелось рожу столичного хлыща и тоненькую шейку одной рыжей особы. Она сама сделала свой выбор, и бегать больше я не собирался.

Но было тошно. Да. Было тяжело. Ни дня не прошло, чтобы я не вспоминал о ней с какой-то затаенной горечью и разъедающей душу неприязнью.

И лишь позавчера, когда я все же навел о ней справки, узнал, что на тех фотографиях был ее первый столичный заказчик, глубоко женатый заказчик, и на половине фотографий рядом с ними была его жена. Я не поленился и пролистал ленту инстаграма на девять, сука, лет назад. Почувствовал себя кретином и в этот раз разъебашил монитор компьютера, который до сих пор так и не заменили, полдня сегодня работал на планшете.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А потом пришла Мария Павловна, ее глаза горели от перевозбуждения, и она постоянно твердила:

— Какая прекрасная девочка, какие чувственные работы, как хорошо, что я ее нашла.

Я оценил. И чувственные работы своей рыжей ведьмы, и помощь тети Маши. Все оценил. И даже порадовал маму сразу после того, как Вика согласилась на всю эту авантюру.

— Я женюсь, — произнес в трубку вместо приветствия.

— Я рада, — сухо ответила мама, — где ты взял жертву?

— Ее нашла тетя Маша.

— Что? — мамино напускное спокойствие рассыпалось в прах, она начала визжать, первый раз в жизни я слышал ее такой. — Ты что, рехнулся? Тебе что, в армии все мозги отбили? Господи, Виталий, да дедушка перевернется в гробу, а я рядом с его могилой лягу, если ты женишься на этом вечно испуганном пищащем кролике!

— Мама, — засмеялся я во весь голос, оттолкнулся ногами от пола и на кресле отъехал от стола. Я не мог прекратить, это было адски смешно. — Успо-успо-успокойся, мама. Я не о Иоанне.

— Еще и имя такое диковинное, — продолжала свое недовольство мама, лишь потом замолчала, прицикнула языком и с затаенной надеждой и недоверием в голосе спросила: — Точно?

— Точно, точно. Ты мне, конечно, сделала вчера грандиозное внушение, но не настолько. Будь я в таком отчаянном положении, наверное, предложил бы сделку Мирославе.

— Ох-ох-ох, тут неизвестно, что хуже. С той пищалкой ты, возможно, обзавелся бы потомством. А с Мирославой, — мать вздохнула, — ну сам знаешь. — Я знал очень многое, побольше, чем она, знал, но промолчал.